Ну вот, вроде бы все немного выяснилось. Лида на меня глядела-глядела, а потом подошла — я даже не успел спрятать тетрадку, я ее только закрыл и оставил лежать на столе (обратной стороной вверх), а Лида и не глядит на нее — она подошла ко мне и сразу спрашивает: «Гера, вы заметили, что Марк Львович к вам теперь по-иному относится?» — «Да нет, Лида, я ничего не заметил. А что?..»
А Лида спрашивает дальше и обращается она ко мне, как и прежде всегда, на «вы», и это «вы», хотя ей всего двадцать семь лет, а мне — двадцать два, с самого начала мне было приятно и немного меня подкупает. «А как вы, Гера, думаете, — говорит она, — почему он к вам уже несколько раз подходил?»
Я вижу, что она совсем не обращает внимания на мой дневник, и потому начинаю отвечать смелее. «Как всегда, Лида, — говорю я. — Он хочет проверить, как я работаю». И тут Лида меня спрашивает: «Гера, а вы дома строите телевизор?»
Меня, признаюсь, почти пот прошиб, потому что я впервые действительно ничего не понял. Причем тут телевизор? «Нет, — говорю, — Лида, у нас дома уже есть телевизор. Мы его недавно для мамы купили».
«А может быть, — говорит Лида, — вы радиолюбитель-коротковолновик? Сами дома что-то для себя мастерите? Собираете передатчик, радиоприемник?..»
«Нет, — сказал я. — Меня вообще дома техника мало интересует. Я даже, например, не могу на кухне кран починить. Я больше люблю читать книги. Например, Гоголя». И я прямо спросил ее: «А что?..»
— Знаете что, — сказала Лида, — Марк Львович имеет на вас подозрение.
— Подозрение? — спросил я и весь внутренне сжался.
— Да. Он думает, что вы таскаете себе с работы домой какие-то детали. Он видел, что вы у себя на столе все время что-то прячете. Он уже пожаловался на вас в комсомольский патруль. Будьте сейчас осторожны. Вас могут специально задержать в проходной…
Я покраснел, хотя не знал за собой ничего дурного. «Вот, — подумал я, — вот ты и доигрался». И Лида тоже, пока так говорила, совсем покраснела. Она даже перестала смотреть мне в глаза. Потом она замолчала. Она стояла около меня молча. Чего же она ждет, подумал я? Может быть, она хочет, чтобы я сказал ей «спасибо»?
Я от нее отвернулся и первое время тоже молчал. Я не сказал ей: «Лида, как вы только могли про меня такое подумать». И не сказал ей: «Спасибо». А что? — подумал я. Все правильно! Ведь мы работаем вместе только пять месяцев. Кто мне она? Что я про нее знаю? И кто я для нее? Лида — уже взрослая женщина. Она мать. У нее есть муж и ребенок. Она понимает, что одним словам — а тем более только внешнему виду — нельзя верить. Все основано на необходимости. Надо все проверять и доказывать. А как же я ей докажу?..
Марк Львович вошел в лабораторию, поглядел на нас молча и снова куда-то вышел.
— Он все-таки начальник, — сказала Лида. — Я хотела за вас заступиться, но он мне не поверил. Он начальник, и вы это понимаете. А потом, Гера, я же вижу, что вы все время у себя на столе что-то прячете. Разве это не так?
Она стояла около меня по-прежнему красная, и я видел, что она по-прежнему не смотрит на мой дневник. Я сначала выдумал для нее в голове всякие названия («приспособленка! подхалимка!»). Но потом я передумал. Мне стало очень грустно. Я никогда не думал, что так грустно мне мажет быть на работе. А дневник лежал сейчас на самом видном месте, и я его никуда не спрятал. Я подумал: сколько у меня выпало сегодня на день серьезных переживаний. А все почему? Все из-за глупости. Зачем я начал писать свой дневник под таким странным девизам: «СС — строго секретно»? В конце концов, я ведь еще не написал там ничего личного. Я ничего не написал еще про себя, а все время только писал про работу. Я взял свою тетрадку и, раскрыв на первой странице, протянул ее Лиде.
— Вот, — сказал я ей. — Посмотрите…
28 февраля
Лида, мне кажется, была очень довольна, что я ей дал дневник. У нее даже глаза заблестели, я видел, когда она раскрыла первую страницу и прочла там на самом верху мою глупую надпись, которую я сделал только для себя самого: «Строго секретно». Она, мне кажется, даже чуть-чуть разочаровалась, когда поняла, что потом там идут простые даты и записи, а на второй странице у меня было написано крупными буквами слово «Дневник». Но все-таки уже того, что она прочла, ей, видно, хватило, хотя это и шло вразрез с ее мыслями. Ей было все-таки интересно! Я, признаться, почувствовал где-то в глубине себя самого тщеславную гордость. Я сразу — я это видел — завоевал теперь Лидино доверие и перетянул ее на свою сторону.