В этот день Геру загрузили работой. Он догадывался, конечно, почему это случилось. Достаточно высказать начальству хотя бы раз, что ты о нем думаешь — пусть даже не на собрании, не прямо в лицо, а даже вот так, в «личном» общении, в своем дневнике, — и начальство уже, прочитав твой дневник, начинает относиться к тебе по-другому: оно «имеет тебя в виду». И еще неизвестно, в каком «виду» оно тебя держит: в хорошем или в плохом. Во всяком случае есть и такое мнение, что пока с человеком не поругаешься, на тебя вообще не обращают внимания, а когда поругаешься, тебя даже отчасти начинают любить и уважать. «Надо бороться», — сказал сам себе Гера и принял решение. Он, конечно, не представлял себе, как именно надо бороться.
А сегодня с утра сам Марк Львович подошел к нему и дал большую работу. Работа была сложная, срочная! Гера понял, что в действие приходят скрытые, незаметные производственные пружины и механизмы, которые он, молодой инженер, во-первых, еще совсем не знает, не представляет, а во-вторых, почти сам того не желая, в своем дневнике, может быть, случайно затронул. С одной стороны, ему стало приятно и он почувствовал удовольствие, а с другой стороны — теперь это можно заметить, — его лихорадило.
В это серьезное и — как бы сказать получше? — волнительное для него время Гера почувствовал, что работа становится для него прямо-таки отдушиной и в некотором роде убежищем, отдохновением. «Я хочу работать!» — сказал сам себе Гера и с головой ушел в свои электронные схемы. Вот он сидит, вглядываясь в цепи и контуры, набросанные в строгом порядке чуть заметными линиями на синьке. Вот он роется в кассе, подбирая нужные себе номиналы. Проходит полчаса, и в голове Геры уже созрело решение. Вот он завинчивает панельки, а потом берет свой паяльник и, густо наливая припой, закладывает на макете шину заземления. Проходит еще час, и Гера идет обедать, занятый по уши своими мыслями о работе и не вспоминая больше про то, что на него по-прежнему смотрят. В столовой он съедает суп и компот, ясно чувствуя, как это вкусно, и желудок, отяжелев, тянет его вниз — присесть, отдохнуть, — но кроме этого Гера ясно видит, что базовый провод в пятом каскаде он ошибочно припаял на восьмой лепесток. Не дожидаясь послеобеденного звонка, Гера снова начинает работать. Вот уже и схема готова! Руки у него летают проворно, как крылья! Он проверяет в последний раз главные цепи и вот — тр-рах! — включает стабилизатор. Неоновые лампочки горят, как живые, своим сиреневым светом, а стрелка выходного вольтметра медленно — до красной черты — отклоняется. Схема работает! Но нет, еще неизвестно, как она на самом деле работает. Гера выводит переключатель и вот — вот, вот, он замечает — из правого угла бархатной струйкой тянет дымок: это значит, где-то что-то горит. Тр-pax! — он выключает стабилизатор. Раз-раз-раз! — он выпаивает сгоревший блок и снова просматривает всю цепь. Трах! — снова вспыхивают неоновые сигналы. Раз-раз! — Гера выводит переключатель. Ну вот, теперь можно взять и блокнот… Он берет карандаш и мелким научным почерком записывает свои результаты. Тр-р-рах! — Гера снова выключает схему и берется опять проверять все сначала. Он схватился за обгоревший триод и обжег палец. Но это все пустяки, ерунда! Он увлечен, он доволен, он забыл про всякие сплетни, он занят делом, работой. Тр-рах! Он, кажется, ни о чем сейчас больше не думает. Трах! Трах! Трах! Так проходит два дня…
На улице светит солнце и слепит глаза. Что ни говорите, весна! Пора надежд, любви, как сказал поэт, пора первых свершений! Сегодня утром Гера шел по коридору и прочел на красной доске такое объявление: «Внимание! Внимание! Говорит комсомольский патруль! Внимание, инженеры и техники! Знаете ли вы, что ваш товарищ комсомолец Гера Куликов вчера был задержан в проходной, когда он пытался вынести с работы общественное имущество? Позор!..» и т. д.
Гера подумал, что ему сейчас надо ни о чем больше не думать. Почему «вчера»? Почему там написано «вчера»? Его это смутило. Ведь вчера с ним вообще ничего не случилось… У него так больно стало на сердце! Надо отгородиться от мира какой-то стеной. Чтобы тебя ничто не затрагивало! Чтобы все (будь что будет) шло дальше само собой! Разве он им сейчас что-то докажет? Гера подошел к своему столу и снова начал работать, но он чувствовал, что стена из работы («слава богу, у меня хоть сейчас есть много работы»), которая так хорошо защищала его эти два дня, отчасти обвалилась с одной стороны. Он видел, что ему недостаточно сейчас только работы. Ведь человек на работе живет в коллективе! В сердце его появилась жгучая обида. Гера понял, что эта обида принимает все более конкретное выражение. Он подумал, что во всем виновата Инга. Если она его любит, то разве не должна она сейчас подойти к нему и сказать, пока в лаборатории никого нет: «Я тебя люблю»? Подойти именно сейчас, после такого объявления, когда он сам подойти к ней не может. Подойти к нему первой и прямо и честно сказать: «Мой дорогой». А потом поцеловать его в губы. А потом обнять за шею и заплакать у него на груди, делясь своими горестями и радостями. Ведь Инга умная девушка! Она ведь все понимает! Так почему она медлит, не подходит?.. Он ждал. Гера не понимал, почему она не подходит. Он был уверен, что Инга тоже прочла объявление. Он уже так любил ее, так любил! А она целый день с ним не разговаривала. Ему не удалось спросить ее во второй раз: «Ты мне веришь?»