Он руководитель группы. Ему пятьдесят шесть лет. До пенсии ему осталось работать, очевидно, четыре года. Марк Львович в меру энергичен и самостоятелен. Любое дело он выполняет при помощи телефонных звонков, личных бесед и согласований, переговоров с друзьями в рабочее время по углам коридора, причем гораздо лучше co стороны организационной, то есть материальной, чем со стороны теоретической или технической. Марк Львович окончил институт в тридцатых годах. Он воевал и до сих пор иногда рассказывает, как вместе с дивизией брал в 1944 году какой-то городок на Карельском перешейке. Лучше всего в науке Марк Львович знает реостатные генераторы. Это его стихия! У него есть любимая книжка, в меру замусоленная и зачитанная: Г. Шептунов, «RC-генераторы синусоидальных колебаний», Физматгиз, М., 1938. Достав из своего стола эту книгу, Марк Львович может сразу сказать, какие надо выбрать параметры фазосдвигающих цепочек, чтобы получить нужную частоту генерации и требуемый частотный диапазон. Марк Львович умеет работать с людьми. Его лаборатория всегда выполняет план, причем люди никогда не остаются на бесплатные сверхурочные работы, как это бывает в других бригадах, и потому же он на хорошем счету у начальства. Само начальство обращается с ним, мягко говоря, по-свойски, то есть попросту грубовато. С одной стороны, его обычно хвалят на всех профсоюзных собраниях. От похвалы он расцветает, как садовый пион. С другой стороны, в личном общении начальник на него временами покрикивает, не дослушав, прерывает на полуслове, задает неожиданные вопросы («ну как?.. а это что у тебя?») и вообще называет его на «ты», причем это «ты», при всей своей фамильярности, явно несет на себе печать равнодушия, и если в первые годы, вероятно, услышав такое «ты», Марк Львович в глубине души был доволен и связывал с ним, видимо, в своем уме какие-то расчеты на будущее, то постепенно, пожалуй, он разобрал все оттенки, которые могут скрываться в таком коротком местоимении. Сейчас посреди разговора он нервничает, а лицо его временами почему-то темнеет. Можно сказать, что начальство видит его насквозь и знает ему цену. Марк Львович тоже знает себе цену. Его часто посылают в командировки, отрывая от непосредственной работы, когда надо что-то «достать». Вообще, не столько Марк Львович сейчас руководит группой, сколько старший инженер Дронов. Марк Львович сейчас, как говорится — это ширма для фирмы. Кабинет начальника находится рядом с тридцать пятой лабораторией, и Марк Львовича иногда вызывают, стуча кулаком по стене. Это унизительно, но Марк Львович бежит. По инерции он большую часть рабочего времени проводит в кабинете начальства. Это, в принципе, ему ничего не дает. Он и сам понимает, что прошлые его надежды — теперь это точно можно сказать — не оправдались. Он, однако, всегда на виду, и его «терпят». Оклад у него для главного инженера довольно приличный. Марк Львович иногда на работе, раскрыв иностранный журнал, делает вид, что читает, а сам, задремав, вдруг начинает кивать головой. Английского языка он не знает и без словаря переводить не может. По временам, правда, Марк Львович, когда подходит срок, оживляется. Тогда он стоит над душой и надоедает всем в группе, прося ускорить работу и подгоняя все теми же банальными выражениями: «Давайте, давайте-давайте, скорей…» И тогда даже то, что можно было бы сделать хорошо, из-за его настояний («работа горит») делается плохо. Дронов и Лида, как положительные и взрослые люди, его жалеют. Марк Львович ведет себя не всегда как джентльмен. Например, когда он за что-то однажды рассердился на Ингу, он сказал ей, что у нее плохая прическа. Инга потом весь день не работала, а смотрелась в зеркало. Инга относится к нему равнодушно. Она даже, кажется, не рассматривает его как мужчину. Гера до последнего времени был к нему тоже индифферентен, но теперь, когда завертелась эта история с дневником и после всего, что он про Марк Львовича там написал, у него на душе «скребут кошки».
Инге двадцать один год. У нее приятная фигурка, и вообще внешность ее вполне привлекательна. Черные волосы ее немного портят. Они у нее жесткие. Зато глаза и зубы у Инги прелестны. Инга жива и непосредственна, но два года работы, видимо, наложили на нее вполне определенный свой отпечаток. Она иногда о чем-то подолгу задумывается и подолгу молчит. В этом смысле можно сказать, что Инга серьезная девушка. У нее общительный характер. Она любит играть в волейбол. Она не бывает подолгу одна. Часто — может быть, даже слишком часто? — она бывает в компаниях. Компании эти ее развлекают. Но обычно не позже одиннадцати часов Инга уходит. Она говорит всем, что дома ее ждет мама, а на деле она одна идет тихо по улицам и мечтает. Инга, как было сказано выше, серьезная девушка. Она думает, что если дожила до двадцати лет и сберегла себя для большого человека и для настоящей любви, то уж теперь-то, в двадцать один год, тем более ей не стоит отказываться ради случайных встреч от своего будущего счастья. В счастье она верит. Инга думает сейчас про себя, что она любит. В принципе, она сама не знает, любит она или не любит. Тем не менее она сказала Гере «милый, дорогой, любимый» и т. д., и кажется, сверх того успела сказать (но этого он не записал в дневнике) еще два этих последних слова: «Я люблю». Ей это было, кстати, приятно. Вся история с дневником Ингу лишь забавляет.