Вместе с третьим членом экипажа радистом Матвеем Кирпичевым они осмотрели аппаратуру, проверили рацию, пристегнули парашюты и заняли места в гондоле. Видавший на своем веку виды, испытанный когда-то Сашей Фоминым, субстратостат поднялся над площадкой и растаял в низких облаках.
Вначале мы получали от Кирпичева неутешительные сведения. Субстратостат осыпало снегом, он тяжелел, и Зиновеев был вынужден непрерывно расходовать балласт. В первый же час он сбросил 100 килограммов песка. Направление ветра - на юг - не благоприятствовало побитию рекорда: не станешь же пересекать Черное море или Кавказский хребет!
Ночью положение улучшилось. Снегопад прекратился. Ветер менял направление на восточное. А над необъятными просторами восточной части нашей страны можно совершить полет огромной продолжительности и дальности. Весь второй день воздухоплаватели находились на высоте 25003000 метров. Землю закрывали облака. Балласт почти не расходовался. К исходу ночи 27 октября аэронавты пересекли Волгу недалеко от Сталинграда и продолжали полет со скоростью 60 километров в час. Утром они поднялись до 4000 метров, где скорость ветра составляла 108 километров в час. С начала полета было израсходовано пятьдесят пять мешков - тысяча сто килограммов балласта.
По карте мы увидели, что воздушный шар несет прямо к Каспию. И, действительно, Кирпичев сообщил, что они летят над безлюдной песчаной местностью к северной части моря. Вскоре экипаж разглядел впереди сверкающее водное пространство.
Нашим воздухоплавателям еще не приходилось пересекать море. Вся обсерватория взволнованно обсуждала, как быть экипажу: садиться или продолжать полет? Что если аэростат отнесет далеко в море и у Зиновеева не хватит балласта?
Большая скорость и устойчивое направление ветра позволяли нам думать, что «дед», как у нас в отряде шутливо называли Зиновеева, не сдастся. Да и у Гайгерова был не меньший спортивный задор. Так и произошло. «Решено пересечь северную часть Каспийского моря ввиду большой скорости полета и достаточного количества балласта», - записал Зиновеев в бортжурнал. Но мы несколько часов не знали, что происходит: когда субстратостат находился над водой, прервалась радиосвязь. Очевидно, это объяснялось особенностями распространения коротких волн.
Три часа продолжался полет над морем. Сверху оно казалось зеленым. Темными пятнами отражались в нем облака. Миновав берег, воздушные путешественники увидели под собой песчаную, безжизненную пустыню - плато Усть-Урт.
По радио на борт субстратостата поступали из Центрального института прогнозов погоды специальные консультации о температуре воздуха и направлении ветра на разном уровне. Это позволяло Гайгерову уточнять свои наблюдения и подсказывать Зиновееву наивыгоднейшую высоту. Такое метеорологическое обслуживание полета аэростата производилось впервые в мире.
К вечеру воздухоплаватели оказались над озером Судочьем, а когда стемнело, подлетели к реке Аму-Дарье. Совсем рядом было Аральское море. Под гондолой лежали пески Кызыл-Кума.
На высоте 5500 метров, при скорости более 100 километров в час, субстратостат нагнал двигавшийся впереди холодный фронт. Так называют метеорологи зону, в которой происходит борьба между холодной и теплой воздушными массами. Холодный воздух подкатывается под теплый в виде вала. Теплый воздух уходит вверх и создает мощные нагромождения облаков.
Окруженный облаками, субстратостат, сильно раскачиваясь, то поднимался, то опускался. Воздухоплаватели устали от длительного полета на большой высоте. Кирпичев почувствовал себя плохо, и Зиновеев принял решение снизиться. Это было желательно также для уточнения ориентировки. Подойдя близко к земле, экипаж определил, что находится над Джамбульской областью. Полученный пеленг подтвердил это.
Наступило еще одно утро. Субстратостат плыл неподалеку от озера Балхаш. Здесь прямая связь с Москвой снова нарушилась, но зато Кирпичев переговаривался со многими другими рациями, в том числе с радиолюбительскими. Оповещенные о полете радиостанции Казахстана все время вызывали аэростат.
Около двух часов дня внизу показалась река Или, несущая свои воды из предгорий Тянь-Шаня в озеро Балхаш. Балласта почти не оставалось. Зиновеев поддерживал высоту, разбирая и сбрасывая отработанные сухие батареи. Из Москвы через промежуточные радиостанции пришло приказание произвести посадку у города Баканас. Но этот город уже остался позади. Близость горного хребта и государственной границы осложнили обстановку. Лететь дальше не полагалось. Однако вскоре ветер стал склоняться к северу, и экипаж мог лететь до Туркестано-Сибирской железной дороги.
Посадка была произведена ночью 28 октября в одном из отдаленных районов Казахской ССР.
Более 84 часов продержались в воздухе Зиновеев, Гайгеров и Кирпичев, покрыв за это время по прямой свыше 3160 километров. Эти результаты превысили сразу три мировых рекорда.
Сергею Андреевичу Зиновееву минуло пятьдесят лет. Но он продолжает летать на воздушных шарах. За выдающиеся достижения в области воздухоплавания ему присвоено звание заслуженного мастера спорта. Исключительно интересно сложилась жизнь мастера спорта Семена Семеновича Гайгерова. Неутомимый ученый, следопыт и спортсмен, он в течение года руководил аэрологическими наблюдениями на станции «Северный полюс - 4». Возвратясь в Москву, он снова стал летать и сдал экзамен на пилота-аэронавта. Впрочем, это было лишь формальностью: Гайгеров уже давно обладал знаниями и опытом пилота. Сейчас, когда пишутся эти строки, Семен Семенович находится на противоположной стороне планеты - в далекой Антарктиде.
Разговор об истории
Однажды Крикун, Зиновеев и я поднялись для испытаний нового субстратостата объемом в 5500 кубических метров. С нами летел молодой аэронавт, бывший летчик истребительной авиации Аркадий Новодережкин, пришедший к нам в отряд вскоре после войны. Он горячо полюбил свою новую профессию.
Прежде всего нам предстояло проверить, правильно ли прикреплен к огромной оболочке матерчатый пояс, от которого идут к гондоле подвесные стропы, и одинаково ли они натянуты весом гондолы. На земле это сделать невозможно, подобно тому как нельзя без примерки убедиться в том, что костюм сшит в точности по фигуре заказчика.
Когда постепенно выполняющаяся оболочка приняла форму шара, мы увидели то, что нас интересовало: гондола натягивала стропы равномерно, не было заметно никаких перекосов, нарушающих нормальное распределение нагрузок на материальную часть.
Пробыв некоторое время на высоте 10500 метров, мы начали снижаться, детально изучили «поведение» огромного воздушного шара при спуске и пошли на посадку. Под нами тянулись обширные поля созревающего хлеба. Вечерело. Впереди виднелось большое село. Мы находились в районе Коломны.
Новодережкин и Зиновеев вскрыли разрывное устройство, и я заметил, что оно поддалось слишком легко. Этот недостаток следовало отметить в отчете. Разрывное должно приводиться в действие с известным усилием, иначе оно может случайно вскрыться в воздухе.
Гондола - на земле. Испытания окончены. Из подъехавшей на место посадки «Победы» вышли двое мужчин с загоревшими и обветренными, как у моряков, лицами. Пока мы знакомились - это были председатель колхоза и секретарь партийной организации, - к нам с шумом подкатили два мотоциклиста.
- Сейчас все наши болельщики соберутся, - улыбаясь, сказал председатель.
- Какие болельщики? Футбола, что ли? - спросил Новодережкин.
- Зачем футбола? Футбола - это самое собой. Болельщики авиации - вот кто.
- А ну, покажите ваших болельщиков, - весело попросил Крикун.