Мы уселись рядом, достали из сумки с продуктами бутылку вина, которая, побывав в стратосфере, сохранила приятную прохладу, и поздравили друг друга с избавлением от грозившей нам опасности. Наблюдая за моими товарищами, я ясно видел, что случившееся не поколеблет их привязанности к воздухоплаванию. Еще бы! Слишком оно романтично и увлекательно, чтобы к нему охладели люди, по-настоящему любящие спорт, путешествия и приключения.
Игорь уже начал было напевать «губы, как кровь», а Аркадий, показывая на пронзенную осиной гондолу, не без остроумия заметил: «упаду ли я стрелой пронзенный», как позади нас послышались чьи-то шаги. Обернувшись, мы увидели какого-то человека в кожаной куртке и сапогах. Он удивленно глядел на нас, на гондолу и покачивающуюся над деревьями оболочку. Это был лесник, привлеченный далеко разнесшимся шумом падения субстратостата.
Коротко пояснив случившееся, мы уточнили свое местонахождение и осведомились, куда обратиться за помощью. Лесник сказал, что нам может помочь расположенная поблизости войсковая часть. Его прервал громкий треск: не выдержав сильного раскачивания, обломилась верхушка осины. Гондола скользнула вниз и повисла в двух метрах от земли. Вот и хорошо! Аркадий забрался в нее и сообщил в обсерваторию наши координаты. Ему отвечали, что на место аварии немедленно выезжает комиссия.
- Кто со мною пойдет в воинскую часть? - спросил лесник.
- Иди ты, Игорь, - решил я.
Оставшись вдвоем, мы с Новодережкиным коротали время за беседой. Аркадий рассказал мне подробности полета, незадолго до этого выполненного им вместе с Семеном Гайгеровым и Сергеем Семиным - молодым пилотом нашего отряда. Тридцать пять часов пробыли они в воздухе и опустились в прикаспийской степи, не сумев из-за отсутствия балласта долететь до видневшегося впереди населенного пункта. Но населенный пункт, пока они складывали оболочку, бесследно исчез. Это был мираж!
Аэронавты, растянув антенну, пытались связаться с городом Гурьевым. Семин слышал, как Гурьевская радиостанция переговаривалась с пароходами, самолетами. На его сигналы ответа не последовало: сдало питание передатчика.
Любопытными деталями был насыщен рассказ Аркадия. Ночь, проведенная в безлюдной степи. Кабаньи и волчьи следы вокруг места посадки. Надпись, оставленная на оболочке: «Здесь 26 сентября 1951 года опустился аэростат. Экипаж ушел на поиски населенного пункта на север». Встреча с колхозниками-казахами. Экспедиция, снаряженная на верблюдах, для вывозки аэростата и в довершение всех приключений - еще одна полная неожиданность. Из-за сильного ветра море вышло из берегов и, разлившись на много километров, затопило аэростат. Гондола едва виднелась вдали над водой!
На сушу удалось вынести радиостанцию, парашюты и теплую одежду. Гондолу крепко присосало ко дну. Пакет с оболочкой, наполнясь водой, стал настолько тяжелым, что его невозможно было стронуть с места. Лишь на следующий день, когда на помощь пришло больше людей, аэростат вырвали из водяного плена.
Вспоминая все это, Новодережкин, сам того не замечая, увлекся, глаза его блестели. И мне подумалось, что ему могли бы позавидовать многие молодые люди, знающие слова «полет», «мираж», «аэростат» только по книгам.
Издалека донесся шум мотора. По лесу к нам двигался большой танк. На нем стояли солдаты и какие-то штатские. Ба! Знакомые все лица! Тут были заместитель директора обсерватории Пинус, доктор Перескоков, Масенкис и Карамышев. Танк расчистил площадку, достаточную для складывания материальной части. Под натиском могучей стальной машины многолетние деревья валились, как колышки. Мы вскрыли разрывное, освободили оболочку от остатка газа, тщательно осмотрели ее и выяснили причину разрыва материи. Причина оказалась легко устранимой.
Неделю спустя субстратостат отремонтировали, и я с Зиновеевым и Старициным поднялся для испытания оболочки в воздухе. Пробыв на высоте 12000 метров три часа, мы убедились в том, что ремонт сделан надежно и неприятностей, подобных пережитым нами, больше не случится.
Зрелость
Июньским днем 1948 года я глядел на одетую в красочный летний наряд землю из окошка транспортного высотного самолета, который мчал меня вместе с группой парашютистов в район Саратова. Там, над широкой приволжской степью, нам предстояло совершить рекордный ночной групповой прыжок.
Всю прошлую зиму нас готовил к побитию рекорда тренер-командир парашютного отряда Центрального аэроклуба, мастер спорта летчик Глеб Освальд. Мы систематически летали на большую высоту, выполняли дневные и ночные прыжки с самолета, тренировались в термобарокамере, в которой искусственно создаются низкое давление и свирепый холод стратосферы. Наша подготовка закончилась двухнедельным отдыхом в санатории под специальным врачебным наблюдением.
Мои спутники, удобно разместясь в креслах, глядели на открывавшийся внизу пейзаж и весело переговаривались. Какие все они замечательные спортсмены! Начав свой путь в авиации укладчиком парашютов, Владимир Кривой стал опытным летчиком-испытателем, известным парашютистом. Примерно такая же авиационная биография бывшего моториста и укладчика парашютов Сергея Коробова. Отважному парашютисту и летчику, командиру корабля Владимиру Доросеву доверялись рейсы особой важности. Прославленная рекордсменка инженер Елена Владимирская - обладательница выдающихся рекордов - в то время была единственной женщиной, совершившей ночной прыжок с высоты 6680 метров.
Самый молодой из моих спутников двадиатидвухлетний Владимир Иванов уже тогда имел двести десять прыжков с парашютом и, как хороший летчик, стал командиром звена Центрального аэроклуба.
Прибыв на место, мы, в ожидании подходящей погоды, не теряли времени даром. Еще и еще раз изучали кислородную аппаратуру, тренировались на земле в полном снаряжении, высоко поднимались на самолете. Особое внимание уделяли мы подгонке кислородных масок. Плохо подогнанную, недостаточно прочно прикрепленную маску может при прыжке сорвать. И тогда парашютиста, находящегося на огромной высоте, ждет неминуемая гибель. Но в нашем распоряжении имелись надежные маски, сконструированные Александром Александровичем Перескоковым. Благодаря простому и удобному приспособлению они прилегали к лицу очень плотно. Прилетевший с нами Игорь Старицин многократно проверял все наше кислородное оборудование, лично монтировал его на самолете. За каждым из нас заботливо и внимательно следил доктор Пешков. Мы регулярно делали физзарядку, занимались гимнастическими упражнениями. Без физической подготовки немыслимо браться за выполнение сложных прыжков.
Наконец, настал подходящий вечер для осуществления нашего плана. Мы заняли места в четырехмоторном корабле, и спортивные комиссары, запломбировав контрольные барографы, установили их в кабине. По одному барографу они привязали к поясам Коробова, Ерпичева и Иванова. Эти приборы запишут, с какой высоты будут выполнены прыжки. Около полуночи мы взлетели в темное небо. Самолетом управлял летчик-»миллионер» Перегудов - один из тех, кто в грозные дни войны летал на бомбежку Берлина. Помощником командира был старейший советский пилот Туманский, летавший еще на первом русском многомоторном самолете «Илья Муромец».
Сквозь тьму на приволжской степи виднелись выложенные треугольником костры. Они показывали, где находится командный пункт. Вокруг самолета становилось все холоднее, но мы в теплоизолированной кабине этого не ощущали. Экипаж корабля был одет в обычные летние костюмы. Нашу же одежду, приспособленную для пребывания в стратосфере, составляли шерстяные носки, чулки и меховые унты, привязанные широкой лентой к поясу, меховые куртки, шелковое белье, брюки на лисьем меху, шерстяные свитеры, шелковые подшлемники и меховые шлемы. В таком обмундировании при нормальной температуре воздуха было довольно жарко.
Бортрадист Бусько непрерывно сообщал на землю высоту полета. Когда она достигла более 10000 метров, в кабине загорелась электрическая лампочка. Это сигнал - «приготовиться!» Не прошло и двух минут, как лампочка вспыхнула вновь. Раздвинулись створки люка. Владимир Кривой смело бросился вниз первым. За ним - Сергей Коробов, Владимир Доросев и я.