В Витебске против поиезуитского монастыря, за домом губернатора, подымается высокая и обрывистая гора, поросшая старыми березами и называемая вокзалом. Среди этого-то вокзала я помню деревянную, довольно просторную постройку, состоявшую их обширного серединного зала и двух боковых комнат с передними. Постройка была уже ветха и стояла пустою, а потом и исчезла бесследно. В ней-то помещалась во времена оные масонская ложа.
Хоть масоны были строго преследуемы, ложи их закрыты, и каждый, поступая на службу и при получении чина обязывался подпискою о непринадлежности к ним, но это, по-видимому, не мешало дальнейшему, хотя тайному, существованию этого отжившего уже свой век института.
И Вирло, и Суходольский были масоны. Твердый и упругий характер первого поддерживал в нем энергию в борьбе за жизнь, и он погиб ярым протестантом. Второго, мягкого и уступчивого, заела житейская ржавчина[97].
При воспоминании о них я невольно спрашиваю: какие еще дети были тогдашние масоны. Не отрицая при обширности распространения общества необходимости условных примет, я полагаю, что приметы эти должны иметь особенные свойства: быть и не быть. Как пароль, так и лозунг не должны быть ни вещественны, ни письменны, ни словесны. Один условный жест в движении, одна условная поза в покое достаточны для ориентировки в плавании по житейскому океану. Надевать же на себя булавочки, пряжки, значки, дорожить ими и хранит их – это уже крайне наивно, потому что все они могут служить вещественными уликами в следственных комиссиях и судах. Лет 30 после того профессор Ешевский[98] показывал мне в Москве масонский архив и их регалии. Он получил их в приданое за женою от генерала Дубельта[99][100]. Вот предел, иже не перейдеши!
Глухо, как будто из скрытой за горизонтом тучи, пророкотала между витебскими евреями весть о смерти императора Александра Павловича. Вай, вай, шварц – ёр, пошептывали они со стоном. Через неделю и из Петербурга пришло официальное известие об этом событии с повелением присягать новому государю Константину Павловичу. Жители Витебска хорошо помнили князя Константина с 1815-го года и с подобающим смирением присягнули. Как вдруг нежданно и негаданно приходит другой приказ: присягать Николаю Павловичу. «Ой, капорес!» – протяжно и тоскливо простонали жиды, а христианское население как будто и повеселело. Впрочем, это, быть может, мне только так показалось.
Витебск (1821–1840)
Войны персидская 1827 г. и турецкая 1829 г. кроме прохода войск и провода нескольких турецких пашей чрез Витебск прошли бы совсем незаметно, ежели бы одно особенное обстоятельство не озадачило сильно белорусских жидов.
Богатый откупщик Гинцбург[101] взял на себя поставку провианта для дунайской армии, и целая толпа бедных евреев в виде поверенных, приказчиков, подносчиков, сидельцев и извозчиков вереницею потянулась из города за полками. Двое из них, Мордух и Биня захотели сделать самовыгоднейший гешефт, и где-то за Дунаем вызвались произвести разведку в турецком лагере, рассчитывая на пособие со стороны тамошних своих единоверцев. Но тут-то они и ошиблись в расчете: единоверцы же связали их, как баранов, и потащили к агорянам на жертву Ваалу[102]. Турецкий паша, который до того успел уже повесить трех шпионов, и все из детей Израиля, чтобы раз и навсегда избавиться от столь милых посетителей, выказал пред ними всю свою азиатскую энергию. Они были введены к нему в палатку и в присутствии его выдернули два конца поданного им платка. У Мордуха оказался узелок, и это было его смертельным приговором. Перед палаткою же его раздели донага, и стали снимать ятаганом[103] кожу, начиная с темени и вдобавок посыпая солью обнаженные уже части тела. Операция эта продолжалась больше часа, а через часа еще два или три бедный страдалец отправился прямо на лоно праотца своего Авраама. Биня все это время связанный стоял тут же и смотрел как на производство казни, так и на страшную агонию своего товарища по службе. Мордух уже не дышал, когда паша вышел из палатки, приказал развязать Биню и преважно через переводчика сказал ему:
– Возьми кожу, снеси к пославшим тебя и расскажи все, что ты видел.
98
Ешевский Степан Васильевич (1829–1865) – русский историк, знаток ранней средневековой истории, также собирал масонские рукописи и был автором нескольких работ, посвященных масонству.
100
Вероятно, автор ошибся – Степан Ешевский женился на дочери проф. Петра Ивановича Вагнера.
102
Ваал (Баал) – семитское божество, сын Дагона и Астарты. Много раз упоминается в Ветхом Завете. Евреев заставляли поклоняться ему, что неоднократно приводило к восстаниям.