Ее отец, талантливый мимический актер и режиссер балета Василий Федорович Гельцер, спартански воспитывал трех своих маленьких дочерей — Любу, Катю и Веру — в крепком смолистом воздухе подмосковного Соснового бора. Эта физическая закалка больше, чем кому-либо из трех сестер, оказалась нужной Кате, приобретшей, при всей хрупкости фигуры, те необычайные силу и выносливость, которые позволили ей в будущем многими десятилетиями нести и первенство в русском балете и его славу.
Царь-Девица, Одиллия-Одетта, Аврора, Китри-Дульцинея, Никия, Сванильда, Раймонда, трагические Эвника и Эсмеральда, Лиза в «Тщетной предосторожности», рыбачка в «Любовь быстра!» и излюбленный ее образ Медоры в «Корсаре» — лишь небольшой перечень партий и вместе с тем ролей Гельцер на московской сцене. Между прочим, пользуясь негласными привилегиями прима-балерины, Гельцер оставила за собой монопольное право исполнения партии Медоры, не уступая этой монополии никому чуть ли не в течение 12 лет, до самой революции.
Часто выступая на концертной эстраде, Гельцер создала исключительно яркие образы в своих «характерных танцах»: ни одна героиня Сенкевича не смогла бы так пронестись в «Мазурке» из «Жизни за царя»; в «Еврейской вакханалии» Сен-Санса она была девушкой из библейской «Песни песней»; в «Русской» из «Конька-Горбунка» она возрождала древний русский эпос, воскрешая сказочную Царь-Девицу «со звездой во лбу и с серебряным месяцем под косою»; в «Польке Директуар» она была высокомерной и легкомысленной, утонченной и гривуазной, чувственной и жизнерадостной француженкой из салонов Лариводьера и Барра…
Ее партнерами обычно были старейший из премьер-солистов московского балета Василий Дмитриевич Тихомиров и молодые тогда «кавалеры» — Леонид Жуков и Вячеслав Свобода, а позднее Виктор Смольцов.
Оставаясь верной лучшим традициям классического балета, замечательная русская балерина, будучи актрисой большого диапазона, смело ломала рутинные устои. Она говорила: «Я танцую для галерки. И пусть меня некоторые и укоряют, что я утрирую жест или движение, — я хочу, чтобы каждое движение пальца моей руки было видно».
Ее искусство всегда было правдивым, подлинно демократичным, доступным и понятным широкому зрителю. Ее большая популярность стала огромной после революции, к которой она пришла большим патриотом своей Родины. Она любила свой народ, и народ платил ей тем же.
Екатерина Гельцер не уподобилась тем «звездам» балета, которые бежали после революции за границу. Ее не поколебало несколько неустойчивое отношение к классическому балету, которое сложилось на первых порах революционных преобразований в искусстве. Она верила в свое искусство, в его силу и народность. И блестяще доказала это, создав незабываемый образ Тая-Хоа в первом советском балете «Красный мак», ставшем любимым балетом нового зрителя, перед которым широко распахнул свои двери помпезный, раззолоченный и сверкавший шелками и люстрами бывший императорский Большой театр.
Во множестве городов Советского Союза, куда выезжала на гастроли Гельцер, концертные и клубные залы были всегда переполнены зрителями, восторженно принимавшими балерину.
Мне привелось работать с Екатериной Васильевной именно в таких поездках. И подчас трудные условия, маленькие холодные сцены и эстрады в новых создававшихся клубах и концертных залах не останавливали артистку. Она несла свое искусство в народ, и народ признал ее. Недаром в первые же годы революции Екатерине Гельцер одной из первых было присвоено звание народной артистки республики.
Балашова занимала по праву второе после Гельцер место, но техника ее была на небольшой высоте. Техника владела ею, а не она техникой, и это убивало в ней актрису, вызывая испуганное выражение лица и поиски «точки» в зрительном зале, когда она с волнением преодолевала даже простые «двойные туры» в руках партнера. Тут уж не до образа…
На эстраде Балашова также часто выступала со своим партнером Михаилом Мордкиным, одним из лучших русских танцовщиков. Они были любимцами московской публики. Созданные ею с Мордкиным «Норвежский танец» Грига и лядовская «Табакерка» вызвали множество подражаний.
Балашову также «унес» в свой особняк миллионер Ушков, владелец чайной фирмы «Губкин и Кузнецов», имевший плантации даже на Цейлоне; но он не пошел по стопам Корзинкина, а, наоборот, потрясая своей мошной, создавал Балашовой бешеную рекламу.
Красивей Коралли не было никого в московском балете, а может быть, и во всей Москве, и недаром шли разговоры о том, что во время пребывания ее в Петрограде, якобы и ее красота также послужила приманкой в ночь убийства Распутина. Коралли была особенно хороша в «Жизели», которая была ее коронной ролью. Изредка выступала она и в других балетах, но, кроме впечатления от ее действительно прелестной внешности, ничего в зрителях не оставляла.