Четыре молодые звездочки были из тех выпусков московской балетной школы, которые оказались бы последними, не будь «русского сезона» в Париже, прозвучавшего газетными фанфарами на весь мир. Это юное созвездие называли иногда «сигарным призом», потому что на рысистых бегах Московского ипподрома бывали такие заезды, в которых впервые бежали «двухлетки», и владельцу выигравшей лошади вручался вместо денежного приза — ящик сигар.
Но до первых их дебютов в партиях балерин, которые они получили только уже в годы мировой войны, им пришлось перенести на тяжелом закулисном пути много страданий и затаенных обид, от которых иной раз скатывались крупные слезы на их тарлатановые юбочки, пришлось пережить много растоптанных порывов и поруганных мечтаний. Интриги, протекция, семейственность, покровительство, склока — были обычным явлением, в особенности в балетной труппе, где этому способствовало отсутствие определенного амплуа, за исключением основного разделения танцовщиц на «классических» и «характерных».
Из этого молодняка сильно вырвалась вперед и бесспорно превосходившая их Кригер, первая из молодежи, получившая в дальнейшем дебют в качестве ведущей балерины.
Кригер шла по стопам Гельцер, сочетая большую технику с артистическим дарованием и внося в любую сухую вариацию блеск и огонь внутреннего упоения танцем. Профессор Россолимо сказал как-то о ней, что «ей по ошибке отпущено природой жизненных сил на шесть человек».
Эта сила, необычайное трудолюбие, упорство, самокритичность, взыскательность, блестящая элевация, отточенная техника, бурный артистический темперамент, предельная правдивость актрисы и талант балерины позволили Викторине Кригер пробиться в первые ряды московской труппы и открыли перед нею славный творческий путь.
Но на первых порах помогли и случай и удача: накануне объявленного спектакля оперы Мусоргского «Хованщина» с участием Шаляпина в роли Досифея заболела Е. В. Гельцер, танцевавшая главную партию в «Пляске персидок». Экспромтом, с одной репетиции, в этой сложной партии выступила Кригер. Дебют прошел блестяще, и исполнение этой партии надолго оставили за Кригер. Но до того, чтобы «вести балет», получить главную партию балерины, было еще далеко. Наконец, этот день наступил — Викторина Кригер выступила в партии Царь-Девицы в балете «Конек-Горбунок», однако настоящий успех пришел к балерине в балете «Дон-Кихот», где в партии Китри проявились огненный темперамент, техническое мастерство и талант балерины.
С тех пор она ведущая балерина Большого театра так же, как Гельцер, постоянно гастролирующая по городам Советского Союза. Она первая из советских балерин гастролировала в Европе и совершила турне с труппой Анны Павловой по городам Америки и Канады.
Уже в более поздние годы Викторина Кригер возглавила созданный ею театр Московского художественного балета, из которого в дальнейшем родился прославленный балет Музыкального театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко.
Викторину Кригер знают и по частым выступлениям в печати и по радио. Ей присвоено звание заслуженного деятеля искусств, а за исполнение партии мачехи в балете С. Прокофьева «Золушка» она была удостоена звания лауреата Государственной премии.
Была еще одна, уже не молодая танцовщица, которой как-то не повезло. Она дебютировала когда-то в «Спящей красавице» и так и застыла, не эволюционируя и не регрессируя и оставаясь на «феях Сирени» и «Голубых птицах». Это была Вера Ильинична Мосолова 1-я, высокая и веселая женщина, с пронзительным голосом и решительными манерами эскадронного командира. Несмотря на свою кипучесть, энергию, жизнерадостность и тяготение к людям, она была удивительно одинока, жила одна в отдельной квартире дома графа Ностиц, стоявшего на горе прямо против Большого театра.
Когда-то она вышла замуж по любви за будущего русского посла в Париже Нелидова, но быстро с ним рассталась. В «Климе Самгине» Горький вспоминает о помощнике Нелидова — графе Ностиц, женившемся на какой-то женщине, которая раньше показывалась, плавая в аквариуме лондонского мюзик-холла с рыбьим хвостом.
В доме этого самого графа Ностиц Вера Ильинична Мосолова, долго возглавлявшая свою балетную школу, много лет потом работавшая в театре Станиславского и Немировича-Данченко с оперными артистами, как тренер по художественному движению, была найдена однажды в постели, через несколько дней после одинокой смерти, со склянкой сердечного лекарства в руках.