В этот час трудовая Москва уже ехала за три копейки в промерзших за ночь вагонах трамвая, где с шести утра за проезд уже надо было платить пятачок, или коченели от холода на высоком «империале» конки, где проезд всегда стоил три копейки.
А прожигатели жизни тем временем из «Стрельны» катили еще дальше к Всехсвятскому — в «Гурзуф» или в «Жану», где не было даже электричества, и при свечах ели блины, независимо от «сыропустов» и «мясопустов» церковного календаря. У московских денди считалось шиком появиться наутро с закапанными стеарином рукавами и брюками.
Днем сидели в кафе Филиппова, Сиу и Трамбле, отмечая в беговых и скаковых программах шансы на выигрыш. Ехали на ипподромы у Башиловки, пытали свое счастье в тотализаторе, ставя на «темненькую» в ординаре, и, проиграв, дико кричали проезжавшему мимо трибун и отставшему наезднику:
— Ситников — жулик!
Потом, просадив все, «мазали» по рублю у букмекеров и, отыграв оплату на ожидавшего их лихача, возвращались в город и, раздобыв денег, продолжали «жить»…
На тех же ипподромах тысячи и тысячи москвичей смотрели первые полеты аэропланов: тяжело оторвавшись от земли, громоздкие «вуазены» и «фарманы» низко пролетали мимо трибун.
«Чистая публика» ходила на вернисажи «Ослиных хвостов» и «Бубновых валетов», каталась верхом в манеже Гвоздевых и по «верховой дорожке» за Тверской заставой, фланировала по Кузнецкому и Петровке, заглядывала на углу Большой Дмитровки и Козьмодемьянского переулка (теперь продолжение Столешникова пер.) в магазин с вывеской «Заграничные новости. Фокусы и шутки» и покупала там чесательный и чихательный порошки для развлечения в гостях и чтобы повеселить гостей у себя дома.
Даже нам, гимназическим сорванцам, такие «шутки» казались жестокими. Наш преподаватель французского языка имел привычку проводить ладонью по своей большой розовой плешине. Кто-то намазал чесательным порошком ручку, лежавшую на кафедре. Француз отметил, как обычно, в журнале отсутствующих, провел ладонью по плешине и сейчас же повторил этот жест, уже сильно нажимая рукой на череп. Он старался сделать это незаметно, но, разъяряясь все больше и больше, в конце концов заскреб по лысине, ставшей багровой, всеми пальцами обеих рук. От чихательного порошка, помню, пришлось прервать урок, все беспрерывно чихали, кто-то плакал…
В магазине «шуток» продавали маленькие из черного стекла бутылки, к которым прилагались хорошо сделанные из жести, покрытой черным лаком, блестящие чернильные «лужицы». Такая бутылочка, как бы невзначай опрокинутая в гостях, рядом с «лужицей» на снежно-белой скатерти Или на светлом шелке диванной обивки, вызывали должный эффект, заставляя то бледнеть, то краснеть хозяйку дома, сдержанно успокаивающую неловкого гостя…
Продавался там также набор звонких медных пластинок, к которым полагался мыльный карандашик. Надо было подойти в гостях к большому зеркалу, быстро провести по нему мыльным карандашом пучок расходящихся линий, затем с силой бросить об пол медные пластинки и самому поднять крик по поводу нечаянно разбитого трюмо; мыльные полосы, отражаясь в толще стекла, довершали иллюзию.
Московские обыватели развлекались как могли…
Устраивали спиритические сеансы с «сильными медиумами», показывавшими «материализацию духа», штудировали Аллана Кардека, зачитывались сборником «Рассказы самоубийц, записанные со слов духов на сеансах».
Газетные киоски были облеплены яркими обложками пятачковых детективов с приключениями Ната Пинкертона и Ника Картера, Арсена Люпена и русского сыщика Путилина. За «Приключения Шерлока Холмса», которые не снились Конан Дойлю, брали гривенник.
На рождество рассылали родным и знакомым поздравительные открытки с золотоволосыми ангелами, с вифлеемской звездой, яслями, волхвами, с елочной ветвью, на которой висели позолоченные орехи и горела свеча из цветного воска. На пасху посылали открытки с пасхальными яйцами, желтыми пушистыми цыплятами, целующимися голубками и умильными зайцами.
К первому апреля почту заваливали открытками другого рода, немецкой фабрикации, оскорбительными и порнографическими. Такие открытки, полученные анонимно в семейном доме на имя мужа или жены, вызывали сцены, скандалы, нервное расстройство, что и требовалось первоапрельским «шутникам».
В кондитерских магазинах к 1 апреля выпускали в продажу коробки с шоколадным набором. В конфетах вместо начинки были соль, перец, горчица, спички, уголь и крепкие деревянные квадратики, о которые запросто ломались зубы.