Развлекались как могли…
1 апреля даже газеты, претендовавшие на серьезность, печатали сообщения об аэроплане, спустившемся на Театральную площадь, о сигналах, принятых с Марса… Впрочем, американские газеты и не 1 апреля, а всерьез оповещали о «туринской пелене», сохранившей 2000 лет спустя следы благовонных втираний в тело Христа и его крови, по которым восстановили не только очертания его тела, но и нерукотворные черты его лица…
В театрах Сабурова давали фарсы с обязательным раздеванием и беготней в одном нижнем белье по сцене. Со сцены не сходили «Тетка Чарлея» и «Хорошо сшитый фрак». У Незлобива шла сексуальная пьеса Осипа Дымова «Ню» и делали полные сборы «Псиша» Юрия Беляева и «Орленок» Ростана, где в роли герцога Рейхштадского выступал актер «Лихачев, ставший фаворитом обывательской Москвы.
— Куда? — кричал денди, встретив на Кузнецком приятеля.
— «Мне двадцать лет, и ждет меня»… корова!.. — отвечал приятель, подражая «Лихачеву, пародируя ростановскую реплику и спеша на свидание.
Корш ставил иностранные комедии в переводе московского судьи Маттерна, драмы Гордина, Найденова и «Власть тьмы». Малый и Художественный театры по-прежнему держали свое знамя, но и в их репертуар просачивались сезонные пьесы модных драматургов. В Малом театре играли Островского, Гоголя, Шиллера, Оскара Уайльда, Сумбатова-Южина, Художественный ставил пьесы Толстого, Тургенева, Гоголя, А. К. Толстого, Чехова, Горького, Андреева, Ибсена, Метерлинка и Сургучева. Талантливый режиссер Марджанов в театре купчихи Суходольской в Каретном ряду ставил «Желтую кофту». Большой актер Певцов щекотал нервы в пьесе «Тот, кто получает пощечины».
Опер новых не было. В балете, куда ходили по средам и воскресеньям, — Пуни, Минкус, Адан и Гертель оттесняли Чайковского и Глазунова.
В оперетте Потопчиной давали «Веселую вдову», «Графа «Люксембурга», «Жрицу огня» и оперетту-мозаику Валентинова «В горах Кавказа». На концертах гремели Плевицкая и Вяльцева, распевали песенки Сабинин, Ильсаров, Морфесси и Вавич. В театрах миниатюр не сходила с репертуара пьеска «Иванов Павел».
В первую, четвертую и седьмую недели великого поста театры не играли. Разрешались только «духовные концерты» и исполнение пьесы «Царь Иудейский», принадлежавшей перу «августейшего поэта», великого князя Константина Романова.
Постом в Москву на «театральный съезд» приезжали изо всех городов Российской империи артисты и антрепренеры для формирования трупп на предстоящий сезон.
Здесь, на съезде в залах дома Хлудовых на Театральном проезде, увядали и кончались «сезонные браки», въевшиеся в кочевую жизнь и быт актеров и длившиеся один сезон в каком-нибудь Оренбурге; муж подписывал контракт в Архангельск, а жена в Симферополь, и брачное состояние прекращалось, с тем чтобы возникнуть уже в ином составе в других городах. Были, конечно, люди, искренне любившие друг друга и не желавшие расставаться, но сколько усилий, заискиваний, унижений приходилось на их долю, чтобы «подписать» обоим в одну труппу.
Другое дело, если муж был режиссером или «героем-любовником» с уже сложившимся провинциальным именем. Тогда жена легко проходила «принудительным ассортиментом», так же как и «второстепенный» муж при жене «на первом положении». Были и актерские семьи, таскавшие с собой детей, которые калечились жизнью в «номерах», театральными нравами, безалаберной учебой, вечными переездами… Актерской массе даже в голову не приходили, хотя бы в виде мечтаний, те постоянные государственные театры с установившимся составом труппы, имеющей все возможности для художественного роста и повышения квалификации, и та, как у всех людей, обжитая квартира актерской семьи, живущей все в том же городе, уже давно ставшем своим, любимым, так же как и сами они уже давно стали своими и любимыми для зрителей города, привыкших к своему театру и полюбивших его, то есть все то, что имеет у нас каждая актерская семья. Лишь ветераны сцены вспоминают теперь о московском «съезде» великого поста, о сезонных контрактах и браках, о кочевой жизни на колесах — так же как вспоминают в наши дни о городовом или пятирублевой золотой монете те, кто их еще застал.
По ночам у подъезда Художественного театра, в Камергерском переулке и у здания Малого театра на Театральной площади, чернели замерзшие очереди, сплошь состоявшие из студенческой молодежи, которая днем ютилась в «Гиршах» на Бронной, перебивалась кое-как грошовыми уроками, питалась в «обжорке» у Никитских ворот, а то обходилась и без нее, экономя копейки, чтобы купить билет на «стоячие места» в верхнем ярусе Художественного театра или на галерку в Малом.