В 1924 году я был с Ирмой Дункан в командировке в Берлине и пошел посмотреть балетный вечер советской танцовщицы Девильер.
В антракте я прошел на сцену и вдруг увидал двигавшегося на меня Вертинского, одетого во фрак. В моем сознании мгновенно промелькнула вся перспективная цепь от возможного сейчас столкновения, препровождения в берлинский полицай-президиум и до провокационных действий последнего по отношению к советским гражданам. Но Вертинский, все же получивший впоследствии от меня наказание за нанесенное оскорбление, как ни в чем не бывало подошел ко мне, поклонился и спросил, давно ли я приехал. Он не рискнул подать мне руку, видя мою настороженность и недоумение, и, получив ответ, молча откланялся.
Сам Вертинский был достаточно умен, чтобы понимать обреченность того «общества», у которого его песенки имели такой успех, но вырваться из этого круга он не смог.
Однако 25 лет скитаний по земному шару научили его многому.
«Начиная с Константинополя и кончая Шанхаем, я прожил длинную и не очень веселую жизнь эмигранта, человека без родины… Все пальмы, все восходы, все закаты мира, всю экзотику далеких стран, все, что я видел, все, чем восхищался, — я отдаю за один пасмурный, самый дождливый и заплаканный день у себя на родине!..» — писал он потом в своих воспоминаниях.
Во время Великой Отечественной войны Вертинский, будучи в Шанхае, проявил себя патриотом своей Родины, хлопотал о приеме его в советское гражданство и о разрешении вернуться в СССР.
В 1943 году мы сидели с художественным руководителем Всесоюзного гастрольно-концертного объединения композитором Игорем Ильиным в его кабинете, когда к нам ворвался один из администраторов.
— Вертинский уже приехал! — выпалил он, обращаясь к Ильину. — Он внизу. Разрешите товарищу Вертинскому раздеться у вас?..
И, получив утвердительный ответ, выскочил из кабинета и почти сейчас же появился опять, сопровождая Вертинского, одетого в светло-серое драповое пальто.
Вертинский был очень бледен, но весь сиял. Родина, Москва, старые друзья, знакомые лица, вновь обретенные больше чем через 25 лет, волновали и потрясали его. Увидав меня, он, позабыв и, видимо, зачеркнув все, помня лишь одну хорошую нашу дружбу, им же когда-то нарушенную, бросился ко мне, обнял меня и поцеловал. Я сам был взволнован и обрадован не меньше, чем он.
— Ведь мы же — друзья детства! — говорил он, объясняя эту сцену Ильину, и стал вспоминать нашу жизнь, проказы, ночные писания в «Комаровке», и вдруг осунулся, побледнел еще больше и сказал мне: — Ведь ты последний человек, получивший письмо от моей сестры, от Надюши… Скажи, сохранилось оно у тебя?
Сестра его покончила с собой весной 1914 года. С тех пор прошло 30 лет, и письмо, конечно, не сохранилось…
Вертинского знали и те, кто родился уже после Октябрьской революции, знали по патефонным пластинкам, проникавшим в большом количестве из-за границы в СССР. Знали по прежним пластинкам и старый его репертуар, ныне отброшенный, — всякие «Креольчики», «Сингапуры», «Ваши пальцы пахнут ладаном» и так далее.
Интерес к приезду Вертинского был очень велик. Его выступления концертное объединение пустило сначала закрытым порядком в клубах организаций и учреждений. Там были, конечно, и песенки, типичные для «безыдейного искусства», — «Последний ужин», «Мадам, уже падают листья» и другие, но, благодаря мастерству Вертинского и его исключительно выразительным рукам, вещи эти «щипали душу», как говорили сентиментальные слушатели. Зато в таких вещах, как «Чужие города», где он пел о переживаниях эмигранта, скитающегося без Родины, Вертинский был так искренен, что эти песни по-настоящему волновали.
В первые годы жизни в Москве Вертинский, приехавший с женой и маленькой дочкой, стал отцом еще одной девочки… Слова и музыку своих песенок Вертинский писал сам, и тут появилась новая его песня:
Этих двух ангелят, ставших потом драматическими актрисами и звездами советского экрана, хорошо теперь знают в нашей стране и за рубежом, так же как их мать, великолепную актрису, снимавшуюся в ряде фильмов.
Все свои последние годы Александр Вертинский прожил интересной и плодотворной жизнью. За исполнение роли кардинала в кинофильме «Заговор обреченных» он был удостоен звания лауреата Государственной премии.