3
Маяковский. — «Розовый фонарь». — Бальмонт и футуристы. — Встреча в Алуште. — Маяковский и гора Медведь. — У книжной витрины в Ташкенте.
Владимира Маяковского я впервые увидал, когда он шел по площади Маяковского, вернее, по той площади, которой почти двадцать лет спустя было присвоено его имя.
Он шел с непокрытой головой, медленными крупными шагами, выбрасывая вперед коленки, одетый в просторную и длинную неподпоясанную блузу, испещренную широкими оранжевыми и черными полосами. Одна щека его была исчерчена линиями какого-то футуристического рисунка. Это был тот ранний период в жизни поэта, период его увлечения футуризмом, с которым тогда носилось все общество, любившее, чтобы его иногда щекотали, пробуждая от безделья и сонливости.
Маяковский впоследствии сам называл эти «литературные школки» — «имажинистиками, футуристиками, акмеистиками…». Но уже тогда начиналась его борьба с красивостями декадентской поэзии.
Как раз в это время в пику кружку «Зеленая лампа», обосновавшемуся в помещении ресторана «Гранд-отель» и не имевшему даже отдаленного сходства с одноименным кружком пушкинской эпохи, мы, группа молодых журналистов, решили учредить газетно-журнальный кружок, для которого было выбрано не очень удачное название — «Розовый фонарь». Чтобы собрать необходимые средства, мы еще более неудачно надумали провести предварительно несколько вечеров кабаре под тем же названием — «Розовый фонарь», облагородив его программу привлечением литературных сил.
Кабаре должно было функционировать по субботам с 12 часов ночи в помещении театра миниатюр в Мамоновском переулке, после сеансов. Для участия в программе были приглашены футуристы во главе с Маяковским и поэт К. Д. Бальмонт.
Молодые футуристы, падкие на экстравагантные и эксцентрические выходки, предложили разрисовывать в антракте лица желающих из публики, о чем сообщалось и в афишах…
Успех «Розового фонаря», во всяком случае предварительный его успех, превзошел все наши ожидания: дорогие по тому времени пятирублевые входные билеты были мгновенно распроданы. К 12 часам ночи начался съезд к театру, у подъезда которого болтался шелковый розовый фонарь. Желающих попасть в кабаре было вдвое больше, чем могло вместить помещение театра миниатюр, из зрительного зала которого были вынесены стулья партера и вместо них установлены столики с лампочками под розовым абажуром на каждом.
Из-за толкотни, установки приставных столиков и запаздывания «гвоздя» программы — футуристов начало задерживалось.
Публика, расположившаяся за столиками, успела уже выпить и закусить. Жара и шум в зале стояли невообразимые. Какие-то молодые саврасы, глотнувшие водки прямо с мороза, уже требовали, чтобы им разрисовали их рожи. Со многих столиков скандированно стучали о тарелки ножами и вилками, требуя начала программы.
Но футуристов все еще не было. Однако из-за усиливающегося шума и стука пришлось дать занавес и начать программу. Она была составлена из некоторых номеров премьеры театра миниатюр и выступлений поэтов. «Миниатюрные» номера никто не слушал, да и артисты не слыхали ни своего голоса, ни реплик от все усиливающегося шума, в котором все яснее слышались крики:
— Футуристов! Футуристов!
Чтобы успокоить зал, решили выпустить на сцену другую знаменитость — поэта Бальмонта. Но он уже успел не раз побывать около буфетной стойки и еле вышел на сцену. Бальмонт и всегда-то читал свои стихи довольно тихим голосом, а на этот раз создалось впечатление, что он беззвучно открывает рот. Это еще более раззадорило подвыпившую публику, которая выла, орала и стучала все громче.
Бальмонт, разозлившись, повернулся и ушел. Зал взревел… Дали занавес, затем выпустили какую-то певицу в нарядном белом туалете. На какое-то время наступила относительная тишина.
Вдруг, когда певица добросовестно выводила свои рулады, на ярко освещенную сцену вступил Маяковский и стал пересекать ее крупными и медленными шагами, выбрасывая вперед коленки и дразня всех своей необычной черно-оранжевой блузой.
Зал взорвался… Маяковский шагал. Его высокая фигура, почти уже вдвинулась в кулису, когда из зала кто-то взвизгнул:
— Рыжего!
Зал заулюлюкал и подхватил выкрик. Маяковский остановился, повернулся лицом к столикам с розовыми лампочками и галдевшими гостями, затем спокойно прогромыхал тяжелыми башмаками к рампе. Все утихло.
Маяковский начал читать недавно написанное им «первое социально-обличительное» и ставшее потом одним из любимейших стихотворений поэта — «Нате!»: «Через час отсюда в чистый переулок вытечет по человеку ваш обрюзгший жир…»