Я прямо ужаснулась, когда вошла. По всем стенам у нее в комнате книги. Там и полный Шекспир, и Стендаль, и Чехов… Я прямо в уныние впала — сколько мне надо будет одолеть всякой всячины! Я спросила, как лучше читать классиков — вразбивку или собраниями сочинений?
— Дело вкуса, — сказала Мар-Влада, — главное — читать…
А мама называет меня «перечитанной». Она считает, что у меня в голове винегрет из книг. Она возмущается, что я читаю все вперемешку, по интересности. Она, как и Сорока, требует, чтобы я классиков глотала целыми собраниями сочинений…
В этом году мы с Сорокой в странных отношениях. Может быть, потому, что на одной парте. Раньше я его мало знала, только над фамилией хихикала. Она очень подходит к его маленькой головке с птичьими, косо посаженными глазами. Они голубые, круглые, и он ими редко мигает, как бабушкина канарейка. А волосы на голове у него очень-очень черные, и хотя модно длинные, он стрижется короче всех в классе. Издали голова его кажется лакированной. Сорока очень длинный, но узкоплечий; ни с кем не ссорится, но и не дружит. Он больше всего на свете любит собак и каждый день в шесть утра выходит со своей овчаркой Мулатом гулять. Он решил, когда кончит школу, пойдет учиться дрессировать собак, чтобы стать «проводником служебной собаки». Он и Мулата воспитывает в милицейском духе, сам мне сказал.
В общем, когда мы оказались на одной парте, я увидела, что он не такой примитивный, как остальные наши мальчишки. Он даже Фолкнера прочел всего, а я с трудом «Деревушку» одолела, я все время должна была назад возвращаться, чтобы понять, что к чему и о ком речь.
И я тоже очень люблю собак, только мама не позволяет взять щенка, поэтому я подружилась с его Мулатом. И Сорока даже несколько раз доверял мне с ним гулять. Мулат меня слушается, на днях чуть не бросился на пьяного. Но я заорала на всю улицу «назад», и Мулат остановился. Сорока считает, что у меня тоже есть способности к дрессировке; он пообещал мне щенка от Мулата, но это безнадежно.
Сорока, правда, советует принести щенка явочным порядком. Он считает, что перед малышом никто не устоит, когда увидит. Но мама презирает «эмоции», ее не переубедить…
Сегодня у меня был интересный разговор с Мар-Владой о том, почему меня в классе не любят. Она это заметила, когда водила нас смотреть картину «Звезда пленительного счастья». Сенька все время что-то бубнил; я сначала попросила его заткнуться по-хорошему, я не выношу, когда болтают во время действия, а он все равно трещал. Ну, я его ущипнула. Он заорал, точно я его ножом пырнула, нас с ним и вывели. А после картины со мной никто не говорил из класса, по Галкиному, конечно, наущению: видите ли, мы «принимали обязательство хорошо вести себя в общественных местах, а ты, как всегда, ни с кем не считаешься!» Конечно, Галка староста, но особых прав, по-моему, это ей не дает, а она постоянно лезет меня воспитывать.
Мар-Влада сказала, что нельзя не считаться с людьми, что у меня слишком быстро меняется мнение о людях, что главное в человеке не его начитанность, а самобытность, что нельзя завоевывать дешевую популярность взбалмошными выходками, стараясь идти «не в ногу».
Ну, я и сказала, что возмущена девчонками. Когда у нас был в субботу смотр строя, на него пришло только десять девчонок; мы заняли последнее место, ни одного мальчишки не было. На другой день я предложила объявить бойкот мальчишкам, а девчонки, с Галкой во главе, меня не поддержали, они решили их «перевоспитывать» постепенно; а как я что-то сделаю — сразу обида! Мар-Влада сказала, что у меня обостренное самолюбие и что не стоит тратить нервы на пустяки. А я думала, слушая ее, что зря позволяю постороннему человеку себя отчитывать. Она мне не мама, не классный руководитель, какое ей до меня дело? Но если она меня ругает, значит, я ей интересна?
Сегодня был пустой урок, и девчонки затеяли танцы. Они очень кривлялись, вертелись, а платья у всех короткие, ноги длинные — противно. Даже Галка танцевала, чтобы «не отрываться от масс», а я сказала, что такие танцы — вульгарность. А мне сказали, что я «из пансиона благородных девиц», поэтому и платье ношу самое длинное; но ведь такое же платье и у Любы, а к ней не цепляются. Она умеет ни с кем не портить отношения. Сидела в углу и что-то читала; она даже очки носит постоянно, не стесняясь. Сорока говорил, что она умная, и я ей завидую — не умею я быть незаметной.