– Ты ощущаешь свой возраст?
– Я чувствую себя молодым. Я могу выпить литр коньяка – это ведь о чем-то говорит? Правда, мне потом будет плохо, но вот 0,75 – это прекрасно пойдет. У меня есть любимое словечко – "недоперепил". Это значит, выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел.
– Лучшая пора в твоей жизни?
– Есть такой анекдот. Мужика спрашивают: "Когда тебе лучше жилось, сейчас или при Хрущеве?" Он говорит: "При Хрущеве". – "Почему?" – "Бабы были моложе".
Вопросы дрянной девчонки: Валерию Золотухину
Валерий Золотухин. Актер и писатель, блестящая личность, давно уже ставшая легендой, осколок иной, сумбурной и романтической, эпохи. Бурная душа и одержимое окаянной страстью к Женщине тело. Не чужд русской потребности к самоистреблению и блуду. Любит сводить счеты с самим собой. Для него не существует понятия греха. Любимый вид спорта – секс. По его собственному признанию, может провести в постели с желанной женщиной трое суток. Собиратель и ценитель матерных частушек. Автор эротико-театрального романа "Божий дар и яичница".
– Валерий, вы родились в алтайской деревне. И мне всегда казалось, что ваш типаж женщины – это дебелые крестьянки, кровь с молоком, с русой косой до пят и грудями, как дыни.
– Дойные, так и хочется сказать. Такие женщины ценятся не только в деревне. Но лично мне, Валерию Золотухину, свойственно разнообразие, увлечение разным калибром и разными мастями.
– И даже худые красотки в вашем вкусе?
– Худой бывает только корова. Или лошадь. Женщина худой быть не может. Только тонкой и грациозной. Это в детстве мальчики влюбляются в большую попу и грудь – то бишь в то, что у девочек другой формы. Я пацаном влюблялся в хорошеньких медсестер в нашем санатории, где я лежал с ошибочным диагнозом костный туберкулез, упал в детсадике со второго этажа, ушиб колено и не смог ходить. Три года, с 7 до 10 лет, пролежал, не вставая в больничной койке. Меня заковали в гипс. Под гипсом карандашами и палочками я расчесал опухоль, так как внутри завелись вши. Гной вытек. И это меня спасло, врачам пришлось снять гипс. Так бы остался калекой на всю жизнь. Мне вытянули ногу на шесть сантиметров, и я ходил на костылях до девятого класса. Меня много и разнообразно дразнили. И мужчиной я стал поздно, в 16 лет.
– Вы считаете, это поздно?
– Конечно! Иван Грозный познал женщину в 13 лет. На селе первое удовлетворение инстинкта происходит в грубой, примитивной форме. Ничего романтичного – несколько мальчиков и одна грязная женщина. Омерзительное воспоминание. Все выстраиваются в очередь. И отказаться нельзя: компания все равно заставит.
– А какой термин используют на селе для занятий любовью?
– Ебля, разумеется.
– Ваши любимые частушки на эту тему?
– Их много. Вот, например: "Я на Севере жила, бочки трафаретила, сзади выебли меня, я и не заметила". Или вот еще: "Полосатая рубаха, полосатые портки, а в портках такая штука, хоть картошку ей толки". Но самая любимая такая: "Сидит Клава у ворот, она не пляшет, не поет. Она сидит ни бе ни ме, одна ебля на уме". Я так живо представляю себе эту Клаву. Я в школе был влюблен в одну такую – пышногрудую, ядреную, рубенсовскую девицу. Но ничего у нас тог-! да не вышло. А переспал я с ней много лет спустя, когда она уже бабкой стала. Все случилось в огороде, в картошке, под звездами.
– То, что вы ходили на костылях, не создало вам комплексов в детстве?
– Нет, абсолютно. Один мой герой говорит своему сопернику: "Ты пойми, я победитель". У меня всегда было чувство счастливой уверенности в себе. Знаешь, в восьмидесятом году, когда еще жив был Володя Высоцкий, я ездил на "Запорожце", а Володя подъезжал к театру на "Мерседесе". Помнишь анекдот: "Какое сходство между "Запорожцем" и беременной девятиклассницей? И то, и другое позор семьи". Так вот, я никогда не завидовал материальному благополучию Володи, я не попадал в психологическую мышеловку ущербности. Я и на "Запорожце" корону на голове ощущал.
У меня еще с детства чувство уверенности том, что все, что я захочу и кого захочу, будет моим. Пусть не сегодня, но завтра непременно. Мальчишкой я точно знал, что покорю Москву, прославлюсь и женюсь на первой красавице, на Элизабет Тейлор, если надо. Когда мы учились в институте и ходили на танцы в ВТО, со мной ни одна девочка не соглашалась танцевать, потому Что у меня брюки были короткие. Но я плевал на это, так как твердо знал, что стану знаменитым и все женщины будут моими. Так и случилось. Моя первая жена, Нина Шацкая, входила в сотню самых красивых актрис мира. Это американцы проводили такое исследование. Нина была где-то во втором десятке.
– Говоря о вашем первом браке: кто от кого ушел?
– На все мои романы у Шацкой сил не хватило, они пошатнули нашу семейную жизнь.
Но Нина женщина, пусть думает, что она от меня ушла. Когда она уже вышла замуж за Леню Филатова, я даже ночевал у них, и странное дело – ревность меня не мучила.
– Были в вашей жизни случаи, когда, проснувшись утром с женщиной, вы не помнили ее имя?
– Были. В таких ситуациях главное сохранять хорошую мину при плохой игре. Надо дать женщине возможность не уронить своего достоинства, поставить ее над собой. Тут важный момент, на чьей территории тебя застало пробуждение. Если на твоей и женщине нужно уходить, необходимо все красиво закончить, достойно Расстаться. Создать у дамы чувство, что сегодня ты ее хочешь так же, как и вчера. Даже если это неправда.
– Вы когда-нибудь били женщину?
– Конечно, случалось. Бил за то, что пьяная.
Бил из ревности. Так, пустяки, пара затрещин, у нас в деревне это не называют битьем. Там за измену настоящий "Тихий Дон" происходит.
– А в постели вы любите делать больно?
– Иногда. Мне нравится причинять боль членом. В этот момент ты владеешь женщиной до конца, хотя это может быть только твоя фантазия.
– Самое необычное место, в котором вы занимались любовью?
– Тамбур в поезде, в студенческие годы.
– Но ведь там же люди ходят! Может быть,проще в туалете?
– Туалет? Это далеко ходить не надо. Неинтересно. А вот в тамбуре мне пришлось рукой разбить плафон, чтобы свет погас. А плафоны в поездах крепкие. Но я разбил его, достиг своей цели. Такая рана была, что шрам до сих пор остался. Кровь вовсю хлестала, все наши вещи были перепачканы. Но это только подогревало ситуацию. Самый возбуждающий секс – в театре, за кулисами.
– Но ведь не во время спектакля?
– Именно во время. В костюмах, в гриме, когда зрители в зале волнуются и дышат.
Это принцип Казановы – чем больше препятствий на пути к достижению цели, тем интереснее где Опасность, что тебя застукают, пробуждает азарт.
– А в самолете было?
– Конечно, много раз во время дальних перелетов. Задние сиденья практически свободны, резвись сколько хочешь. Но самое интересное – в междугородном автобусе ночью, когда все темно и непонятно. У тебя на коленях сидит девочка, а тряска создает дополнительный эффект.
– Насколько я поняла, ваш роман "Божий дар и яичница" – автобиографический и все персонажи в нем – реальные люди. Кто та женщина, которую вы зовете Ирбис, снежный барс?
– Это героиня моего сердца. Уже восемь лет длится эта болезненная, чувственная страсть. Ирбис моложе меня на двадцать лет.
– А сколько лет вам?
– Я нахожусь в возрасте Федора Карамазова – 55 лет. Этакий сладострастник с распущенной слюной. Мне даже интервью давать на такую фривольную тему неудобно. Но вы женщина умная, поймете.
Дело тут не в молодости Ирбис. У меня и моложе были, когда я искал лекарство от этой страсти. Знаете, когда пытаешься клин клином вышибить. И ничего не помогало.
– Что значит "Евина сущность" Ирбис, о которой вы пишете?
– Когда на первом месте у женщины стоят ее чувственные ощущения. Когда все ее поступки Аиктуются ее сексуальной приполой. Пня обречена на измены. И ничего с этим нельзя поделать Такой женщине не интересен один мужчина ей нужны все сразу. Я не имею в ввиду групповой секс, как хочется попробовать плоть и душу мужчин.
– Жить с такой женщиной трудно?
– Невозможно.
– Но вы живете?
– Живу и мучаюсь. Но в этих мучениях наслаждение. Иногда думаешь: "Все, наступил предел". Но он не наступает вот уже восемь лет. Вы же сами как-то написали: "Чем можно погасить гнев мужчины? Это отдать ему свое тело". Если это то тело, от которого ты заводишься, отношения длятся бесконечно. Чем связаны Ирбис и я? Мы связаны пороком.