Ваш покорный слуга также проявлял несвойственную возрасту независимость. В первый свой день в яслях, будучи трехлетним карапузом, он ощутил психологический дискомфорт от отсутствия личного пространства (шкафчик для одежды не считался) и решил, что надо отсюда уходить. Успешно сбежав из-под надзора, я направился в сторону маминой работы. Прошел порядка семисот метров, пока не был отловлен, причем не воспитателями, а соседом родителей по офицерскому общежитию. Скандал был, конечно, грандиозный. Чистка рядов в отдельно взятом детском саду была сравнима, наверное, только с потерями среди высшего командного состава ВВС СССР после приземления Маттиаса Руста на Красной площади. Но результат был. В ясли меня больше отправить не пытались и нашли мне гувернантку. С поправкой на среду обитания и эпоху, конечно. Если Евгения Онегина его воспитатель водил гулять в Летний сад, то моя няня, ни разу не бывшая Ариной Родионовной, ставила меня в арку дома, чтобы дождь не капал. Аэродинамика арки была на таком уровне, что иногда приходилось прислоняться к стене, чтобы устоять на ногах. Пока я гулял, няня успешно занималась своими делами. Тогда же я полюбил вареный лук, так как иных наполнителей, обычно присутствующих в качественном супе (мясо, картошка, крупа), мне не доставалось, няня успевала уберечь молодой организм от вредных продуктов и съедала их сама. Тем не менее, образец среди гувернанток продержался у нас достаточно долго и был уволен только после того, как я обсудил с родителями вопрос бессмысленности своего дальнейшего существования, который выражался в одной фразе: «мне жить не хочется». Суицидальный уклон моей Арины Родионовны стал очевиден, так что она была отставлена от дальнейшего процесса моего становления, как личности.
Тут, наверное, надо пояснить, почему моим воспитанием вначале занимались общественные институты в лице отдельных представителей, а не родители или бабушки с дедушками. Это классический пример внутренней миграции и мобильности, которая в СССР была развита значительно лучше, чем даже в современной Европе. И это несмотря на строгий учет и контроль прописанных и временно зарегистрированных советских граждан. Началось это со старшего поколения. Эвакуация, потом послевоенные стройки, создание моногородов, «почтовые ящики» и прочие движения, сопровождавшие матушку-Русь на протяжении всей ее непростой исторической судьбы. Нельзя сказать, что это было плохо или сильно ущемляло права отдельного индивида. Уровень подготовки в школах был одинаковым и, несмотря на отсутствие ЕГЭ, школьник из Богом забытого маленького городка на задворках национальной республики, действительно мог поступить в ленинградский или московский вуз. Конечно, идеализировать систему тоже не нужно. Часть проблемных вопросов, например, национальная принадлежность людей, торгующих на рынках или распределение выпускников ВУЗов на работу в крупные города, перешла к России из советского прошлого. Но пробиться было можно. И, не поверите, даже за счет своего ума и трудолюбия. Так и наши родители, закончив институт, сначала ехали по распределению в небольшие города, потом, отработав там положенный срок, начинали уже более свободно распоряжаться своей жизнью. Кто-то переводился в крупные города центральной полосы России, кто-то ехал за «длинным рублем» на север, чтобы потом скопить на кооператив, а самые непритязательные оставались в тех самых немного сонных городках, куда распределились, обеспечивая приток молодых специалистов. В итоге же все встречались в общей очереди за колбасой, только одни добирались до очереди на электричке, а другие приходили туда пешком из дома.