Аверч. Позвольте, позвольте! Какой Маратъ?
Драм. Извѣстный. Тотъ, котораго потомъ убила Шарлотта Корде.
Аверч. Простите, она его не потомъ убила, а раньше.
Драм. Какъ раньше? Какъ же онъ могъ быть на пожарѣ Москвы, если раньше. Трупъ его возили, что-ли?
Аверч. Да, дѣло въ томъ, что съ Наполеономъ былъ не Маратъ, а Мюратъ.
Драм. Да? Ну, какъ говорится: «не вмеръ Данила, болячка задавила». Сойдетъ.
Аверч. Потомъ у васъ тутъ въ штабъ затесалась какая то странная личность: Бонапартъ.
Драм. Ну, да? Что васъ такъ удивляетъ?
Аверч. Бонапартъ-то… Вѣдь, это и есть Наполеонъ.
Драм. Еще что выдумайте! Былъ генералъ Бонапартъ и былъ императоръ Наполеонъ.
Аверч. Но, клянусь вамъ, что это одно и то же лицо!! Его такъ и звали: Наполеонъ Бонапартъ.
Драм. Э, чортъ! То-то, я смотрю, что они все вмѣстѣ были: куда Наполеонъ, туда и Бонапартъ. Я, признаться, думалъ, что это его адъютантъ. Вотъ досада!
Аверч. Почему вы досадуете?
Драм. Да, как же! Я, вѣдь, Бонапарту совсѣмъ другой характеръ сдѣлалъ. Онъ у меня холерикъ, а Наполеонт сангвиникъ; они часто спорятъ между собой, и Бонапартъ даже, однажды, впалъ въ немилость. Вѣдь, тутъ у меня любовная интрига! Оба они влюбляются въ одну и ту же помѣщицу. Помѣщица у меня такая есть: Афросимова. Она тоже хотѣла бѣжать изъ Москвы, но на полдорогѣ, благодаря недостатку бензина, была перехвачена.
Аверч. (растерялся). Какой бензинъ? Зачѣмъ?
Драм. (хладнокровно). Бензинъ. Автомобильный. Представьте, на полдорогѣ недостатокъ бензина, порча корбюратора…
Аверч. Вы можете мнѣ довѣриться?
Драм. (съ безпокойствомъ). А… что?
Аверч. Тогда автомобилей не было.
Драм. (растерялся). Ну, что вы?! Не было! Какой ударъ! А что же было?
Аверч. Лошади были.
Драм. Да, вѣдь, у меня весь эффектъ четвертой картины на автомобилѣ построенъ. Моторъ налетаетъ на дерево, останавливается, въ это время непобѣдимая наполеоновская гвардія выскакиваетъ и бросается на помѣщицу, но тутъ какъ изъ земли выростаетъ телефонистъ Падекатровъ съ партизанами, которые…
Аверч. Э, э!.. Постойте! Какой телефонистъ?
Драм. Такой, знаете. На телефонѣ въ тѣ старыя времена о телефонисткахъ еще и не слыхивали. Были телефонисты.
Аверч. Въ тѣ старыя времена и о телефонѣ тоже не слыхивали. Его не было. Онъ изобрѣтенъ лѣтъ семьдесятъ спустя.
Драм. (онъ осунулся). Какой ударъ! Какой ударъ! А у меня на этомъ все построено. Понимаете, всѣ телефонисты рззбѣжались со станціи, остался одинъ мой герой. И что же! Онъ подслушиваетъ распоряженія Наполеона, передаваемыя Бонапарту, Барклаю-де-Толли и другимъ генераламъ — и потомъ доноситъ русскимъ о всѣхъ передвиженіяхъ непріятельскихъ войскъ. Потомъ, разоблаченный, отбиваетъ у непріятеля пулеметъ и мчится на паровозѣ прямо къ Пскову, гдѣ…
Аверч. (жесткимъ тономъ) Пулеметовъ не было, паровозовъ не было. И потомъ почему у васъ Барклай-де-Толли затесался къ французамъ?
Драм. Да, онъ кто?
Аверч. Русскій полководецъ.
Драм. Чудеса! Какъ говорится: чудеса въ рѣшетѣ. А фамилія у него, тово… гм… Я было и Багратіона хотѣлъ къ французамъ, а потомъ вижу, что онъ же и Мухранскій — э, думаю, осади назадъ. (Тоскливо). А Наполеонъ принималъ у себя русскихъ полководцевъ, или не принималъ?
Аверч. Не принималъ.
Драм. А у меня принимаетъ. Передъ нимъ, знаете-ли, выстроились русскіе полководцы: Куропаткинъ. Каульбарсъ, Гриппенбергъ, Штакельбергъ, а онъ осмотрѣлъ ихъ и сказалъ историческую фразу: «съ такими молодцами, да не побѣдить русскихъ! Это было бы невозможно». Теперь ужъ я и самъ вижу, что у меня немного напутано. Потомъ, у меня тутъ Наполеону доставляютъ въ палатку каррикатуру на него, напечатанную въ «Сатириконѣ»… (уныло). «Сатириконъ»-то былъ?
Аверч. Какъ вамъ сказать: этого тоже не могло случиться. Петроніевскій «Сатириконъ» хотя и былъ, но Петроній уже въ то время умеръ, а петроградскаго «Сатирикона» и совсѣмъ не было.
Драм. Боже, Боже! Ударь за ударомъ… Неужели, изъ-за этихъ мелкихъ промаховъ должна пропасть вся пьеса… Всѣ мои боевыя картины: и пожаръ Березины и седанскій разгромъ и бѣгство Наполеона съ полуострова Св. Елены?