Я очень любил брата. Он умер на моих руках. <.>
Я думаю, что рак сделал свое дело. Это наша родовая болезнь, наследованная от рода М. И. Глинки. Наша бабушка - двоюродная сестра Глинки (композитора). И все женщины в нашей семье, а также второй мой брат умерли от рака. <.>
Брат был мягок, добр, любвеобилен. Он был глубокий семьянин, несмотря на то что овдовел в молодости и остался вдовцом. Он любил свою дочь, родных... Политически мы были <нрзб.> старой России, монархисты и презирали революцию, большевиков и керенщину. <...>
Мы с братом никогда не говорили о религии. Я никогда его не спрашивал о его религиозном мировоззрении. И вот, когда приближалась смерть, он ее прекрасно сознавал. Однажды он был тревожен. Я спросил: «Что тебя беспокоит?» Он вопросительно посмотрел и ответил: «Как что! Смерть».
Ожидая смерти брата, и я попросил знакомого переговорить со священником И. Сокалем, так как я желал, чтобы брата похоронил этот достойный пастырь. Мне передали, что священник сказал, что не мешало бы причастить больного.
<...> Он знал, что умирает, и много об этом говорил, идя мужественно к концу жизни.
Я решился и спросил брата, не желает ли он поговорить с моим знакомым священником.
- Отчего же? Я очень рад! - ответил брат, и в этом его слове обнаружилось искреннее облегчение. Прорвалось то, о чем мы оба боялись говорить <нрзб.> в тайники душ друг друга.
В 5 часов 10 марта пришел священник. Брат был слаб, с трудом мог говорить, но вполне осмысленно и с чувством глубокой веры следил за молитвами, . во время причастия, повторяя слова.
Во время исповеди я с женою вышли. <.> Когда мы вошли, я застал брата в состоянии радостного экстаза, и он, сидя и опираясь руками на постель, прерывающимся голосом. «Я. хотел. бы. мне очень хочется стать на колени... но не могу.»
А потом сказал:
- Как я счастлив, - и поцеловал священнику руку.
У меня сжималось горло... И теперь, сидя один в своем кабинете и записывая эту сцену, я чуть ли не в первый раз в своей жизни горько плачу. <.>
В воспоминаниях проходят беседы с братом. С нами кончается наш род. Из шести братьев и двух сестер остался я и, быть может, еще брат Сергей в России.
В последнее время мы говорили с братом о том, чтобы написать историю этой замечательной семьи.
Записки брата остались у меня.
После моей смерти - их некому передать.
Все, что может и могло бы ими заинтересоваться, отвергнет их, ибо их дух веет старым веком и не поклоняется революции...
Что станется с этими записками, а также и с моими рукописями, как с научными, так и воспоминаниями о проклятом нами пережитом времени?
Спи же мирно, мой дорогой любимый брат! Ты честно провел свою жизнь, сеял добро на пути своей жизни. Когда-то я толкнул тебя на путь служения. и эту миссию ты выполнил доблестно и честно!
< ..>
Др. Николай Краинский 23 марта 1935, через 10 дней после смерти брата
ПРИМЕЧАНИЯ
Свои дневники Д. В. Краинский вел непрерывно с 1903 года. Первые восемь томов, доведенные до 1 января 1918 года, он сдал на хранение в черниговский музей В. В. Тарновского. Два тома, включающие периоды гетманщины и петлюровщины на Украине, а также первые дни большевизма в начале 1919 года, хранились в Чернигове у Марии Александровны Лукиной37.
Продолжение этих записок Дмитрий Васильевич вел по свежей памяти в дороге, уйдя из Чернигова вместе с частями Добровольческой армии. Новый том этих дневников заключал в себе описание жизни в Черниговской губернии во время большевизма в 1919 году, в том числе положение в тюрьмах. Эту тетрадь он в значительной степени уничтожил во время Кубанского десанта 1920 года (при опасности попадания в плен к красным) и восстанавливал впоследствии по памяти, обозначив том номером IX. Остальные тома основаны на дневниковых записях уже в относительно свободных условиях беженства.
Дневники из-за болезни автора прервались 9 (22) октября (ст. ст.) 1934 года. Все эти записки в переплетенном виде остались у старшего брата, Николая Васильевича. Впереди их ждала непростая судьба. Но дочери, Ольге Дмитриевне, которой они и завещались, их увидеть не довелось.
Спустя свыше 60 лет самым чудесным образом записки Дмитрия Васильевича (т. IX-XV) и часть архива Николая Васильевича Краинских вернулись к их наследнице, проживающей в Бразилии внучке Дмитрия Васильевича - Ирине Константиновне Корсаковой. В 1996 году она, путешествуя по Европе со своим супругом, потомком первых участников Белой эмиграции и выпускником Кадетского корпуса Великого князя Константина Константиновича в Белой Церкви Олегом Владимировичем Григорьевым, оказалась в Сербии, в Белграде, где в силу Божьего Провидения при невероятном стечении обстоятельств, практически посреди города, в многолюдной толпе, и был обретен этот замечательный памятник русской души, русской мысли и русской истории.