Все понимали весь ужас этого положения, но некому было заявить об этом. В администрации были все новые люди, которые стояли далеко от населения. После Киевского инцидента где-то еще был такой же случай, после которого стали поступать сведения о неудаче добровольцев по всему фронту. У Орла они потерпели поражение и быстро откатывались обратно. Слухи шли быстрее всяких сведений и опережали газетные сообщения. Настроение общества становилось безнадежным.
Не унывала только молодежь, которая с энтузиазмом шла в ряды добровольцев. Гимназисты, студенты, кадеты уже сражались. Они пошли в своих легоньких пальто, в ботинках, без денег, с одним только благословением своих родных, не видевших другого исхода. Это были юные герои, почти дети, шедшие на неравный бой с озверевшими людьми. В Киеве все были начеку и собирались бежать. Бегство из Киева в Ростов начальствующих лиц, замаскированное поездками по делам службы, создавало панику.
В обществе слышались нарекания и открыто сетовали на то, что всюду первыми бегут начальствующие лица. Это был симптом, который раскрывал обществу истинное положение. В организации гражданской власти была допущена какая-то оплошность. У власти оказались наиболее слабые люди и те, кто уже раз показал свое бессилие и бездарность. Всюду проходили люди ничтожные. Это была ошибка правительства. Бывших чиновников избегали назначать на ответственные посты. Деловой элемент, люди знаний и опыта остались в стороне.
Эта новая власть вместо того, чтобы привлечь к организационной работе трудовой элемент, занялась реабилитацией тех, кто оставался при большевиках на местах. Реабилитация шла даже среди военных, в которых так нуждалось правительство. Вера в начальствующих лиц совершенно исчезла. Все ждали губернатора и с усмешкой говорили, что он боится ехать в Чернигов, выжидая со своим штатом в городе Нежине, где было безопаснее.
Опять шли слухи, что вместо Лопухина черниговским губернатором назначается Дьяченко. Слух этот подтверждался, но через несколько дней стало известно, что Дьяченко скоропостижно скончался. Скоро заместителем покойного стали называть А. М. Тулова, служившего когда-то в Чернигове товарищем прокурора. Таким образом, А. М. Тулов был четвертым губернатором за столь короткий промежуток времени, но в действительности в Чернигове губернатора не было вовсе. Никто из них не дал знать о себе. Никто даже не оповестил нас - должностных лиц, что он вступил в исправление должности и где находится.
Фактически мы оставались без гражданской власти. Мы, должностные лица, и все гражданские учреждения были предоставлены сами себе, не будучи даже осведомлены об общем направлении политики и программы нового для нас правительства Деникина. Я лично дал телеграмму в Ростов начальнику Главного тюремного управления о том, что я вступил в исправление прежней своей должности, и просил указаний, но никаких указаний не только я, но и другие учреждения не получили. Говорили, что в Чернигов приезжал из Нежина вице-губернатор С. Н. Обухов, чтобы осмотреть губернаторский дом и найти себе повара, но так как в тот день возле Чернигова гремели пушки, то он в тот же день выехал обратно. Мы узнали о приезде вице-губернатора в Чернигов только через два дня и удивлялись, что он уехал, не повидавшись с нами. Впоследствии оказалось, что он был осведомлен лучше нас.
Мы все-таки надеялись и привыкли к стрельбе, а там, в Нежине, администрация уже готовилась бежать. Из Нежина было лучше бежать, чем из Чернигова. По всему фронту большевики сильно нажимали, г. Орел был оставлен. Теперь отступали от Курска. Фронт дрогнул, а тыл впал в панику. В городе упорно говорили, что возле Чернигова сосредотачиваются крупные силы противника. На базарах узнавали бывших в Чернигове красноармейцев, которые свободно скупали продукты для своего фронта. Они говорили, что скоро начнется общее наступление. Временами вдали слышалась канонада. 22 октября орудийные выстрелы были слышны гораздо ближе. Было грустно.
В этот раз нужно было уходить. Моя дочь была в Киеве. Это облегчало мне путь отступления. Вечером среди дорогих мне друзей - старушки Елизаветы Ивановны Лукиной и ее дочери Мани - мы много беседовали и решили, что мне нужно уходить от большевиков, но мы смотрели на это как на временное отсутствие. Никто не допускал мысли, чтобы добровольцы потерпели крах. 23 октября с утра неожиданно бой разразился почти на окраинах города. С одной стороны пулеметная стрельба, с другой орудийная пальба встревожили весь город. От канонады дребезжали в окнах стекла.