Взять даже повозку с быками. Если слуга осторожен и внимателен, бык едет медленнее многих, но колесо в яме не застряет. А если слуга спешит по неосторожности, можно попасть в приключение, испортить себе прическу и помять кимоно.
Полдня ветер не стихал, и нам запретили выходить на улицу. Я сидела во внешних покоях, дожидаясь новых вестей, и думала о Нацуми. Вокруг меня кипела жизнь: девушки сбились в кучки и вели громкие беседы, чиновники, кого погода застала врасплох, сидели с ними и во всю хохотали. Я же сидела где-то на периферии и томительно ожидала, когда наступит вечер. А в мыслях - прекрасная улыбка господина и его стихи, написанные в день Танабаты. И стало мне немного грустно. Я вспомнила летние ночи раздумий и невольно задалась вопросом: а имею ли право я влюбиться?
Я вспомнила одну из жарких ночей, когда из глубин моей души явилось это слово: «предательство».
Нельзя давать ребенку сладкие леденцы. Это все знают. Если ребенок засунет хоть один в рот - пиши пропало. И никакие запреты нянечек и родителей не смогут отбить желание попробовать леденец снова и снова. Так было и со мной. Я помнила матушкины наставления: я любила императорскую семью и много стихов посвящала им и дворцу. Я знала свое место, и знала, что принадлежу государям телом и душой. Но щемящее чувство в груди не проходило. Оно лишь усиливалось по мере приближения вечера. И там, под ребрами, я испытывала неимоверную боль.
Я ощущала себя нерешительным ребенком, которому всунули леденец, а теперь попросили выплюнуть его и растоптать. И теперь был черен мой рис, а саке утратило все прелести вкуса, теперь моя душа тынялась в захолустьях выбора. Я не думала, что письма в стихах заставят меня влюбиться, я не думала, что чья-то колкая шутка перерастет в нечто большее. Я не ведала, что истина, а что шелуха.
Думаю, пришло время отвлечься и поведать читателям моих записок о празднике дзюгоя-но-цукими. Я не знаю, прочитает их кто-нибудь, или записки сгорят до тла. Но я искренне верю, что однажды они доберутся до несведущих людей и сделают их просвещенными в вопросах праздников моей великой страны.
Дзюгоя-но-цукими означает любование полной Луной. Каждый год на пятнадцатый день девятого или десятого месяцев года мы чествуем красавицу Луну. Если приглядеться, можно увидеть кролика, разминающего в ступе рис. Он работает усердно, трудится не покладая рук, чтобы сделать рисовые лепешки моти. А мы угощаемся цукими-данго и печеным картофелем.
К пятнадцатому вечеру девятого месяца 792-го года ветер не утих, и императорская чета в присутствии достопочтенных чиновников и людей из высшего общества, заставших непогоду во дворце, разместилась во внешних покоях Его великолепия. Императрица пригласила и меня.
Весь вечер дамы соревновались в поэтическом турнире, мужчины согревались рисовым вином, а слуги разносили традиционные данго-цукими - рисовые галушки, и печеный картофель.
Я погрузилась в атмосферу противоречий внутреннего и внешнего «я», и совсем не заметила, как очередь дошла до меня.
- Хана, вы порадуете нас импровизацией? - спросила моя госпожа.
Я притихла, но тут же собралась и промолвила:
«Вот выплыла луна,
И самый мелкий кустик
На праздник приглашен»²¹.
Я заметила, лицо императора вытянулось в удивлении, будто он доселе не видел меня в своих покоях. - Вы очень тонко подметили, - сказал император в конце. - Вы действительно мелкий куст, на праздник приглашенный. Но сколько в этом очарования! Это достойно внимания.
Я спряталась за густой челкой и, наверное, покраснела сквозь белила на лице. Мне показалось, или император поглядывал за мной весь вечер? Почти незаметно, словно проверял, помнила ли я его наставления о метаморфозах истинных мёбу. А я помнила, я хранила их глубоко в душе, но с тем я думала о том, какие подобрать слова в качестве извинения перед господином Нацуми».
Записки от пятнадцатого дня девятой луны.