– Ну и гадость!
Сажусь, выдергиваю из-под стола мусорную корзину и выплевываю то, что у меня во рту – промаркированное как шоколад. Поспешно ищу воду, но так и не нахожу. Открыв ящик, хватаю салфетку и начинаю в полном отчаянии вытирать язык, как будто это как-то поможет. Мне нужно убрать эту дрянь изо рта! Наконец, когда во рту остается лишь какой-то меловой привкус, выбрасываю салфетку. Затем хватаю пакет с конфетами и ищу дату срока годности – только чтобы обнаружить, что он истек два года назад. Шоколадные конфеты – явно не то, что стоит брать с собой в бомбоубежище.
Звонит мой сотовый, и раздражение из-за Рича и моего шоколадного фиаско окончательно побеждает. Этот человек должен отпустить меня! Он так и напрашивается, чтобы я причинила ему боль, а мне это на хрен не сдалось. Хватаю свой телефон и резко провожу пальцем по экрану, чтобы ответить.
– Я же сказала «пожалуйста», – резко отвечаю я.
– «Пожалуйста» не всегда достаточно. Ты это знаешь.
От глубокого, самодовольного голоса Кейна, от его слов, пронизанных сексуальным подтекстом, я напрягаюсь.
– Привет, Кейн, – холодно произношу я, и вправду чувствуя холод. Ну, или в основном холод.
– Привет, Лайла, – отвечает он, произнося мое имя с едва заметным латиноамериканским акцентом, который у него на языке звучит как наждачная бумага и шелк одновременно.
Ощутив горячий укол в груди, выпаливаю:
– Откуда у тебя этот номер?
– У меня есть возможности. Ты это знаешь.
«Даже слишком хорошо», – думаю я.
– Почему ты мне сейчас звонишь?
– Я уже много раз хотел тебе позвонить.
Однако он этого не сделал. Так и не позвонил. Ни разу.
– В чем дело?
– Ты в пляжном домике?
В его голосе слышится нотка беспокойства, которую я одновременно и приветствую, и отвергаю.
– Почему это тебя касается?
– Все, что связано с тобой, всегда меня касается.
– Я никогда…
– Так ты в пляжном домике? – нажимает он.
– А почему бы и нет? Это ведь мой… – Я останавливаю себя, прежде чем сказать «дом родной», и исправляюсь: – Да, я здесь.
– Это твой дом родной, – заканчивает он невысказанное за меня. – Тебе все еще снятся кошмары?
– Оставь попытки залезть ко мне в голову, Кейн.
– Воспринимаю это как «да». Лайла…
– Перестань произносить мое имя.
– Мне не нравится, что ты там одна.
– Я тут целыми месяцами была одна, пока не уехала.
– Ты редко бывала одна, и мы оба это знаем. И я хотел позвать тебя к себе. Приезжай прямо сейчас.
Смеюсь.
– Так вот попросту? «Приезжай прямо сейчас» – и ты ждешь, что я моментально примчусь? Самонадеянность у тебя просто зашкаливает, Кейн Мендес!
– Твое место здесь, рядом со мной. Приезжай сюда.
– Нет.
– Тогда я сам к тебе приеду.
– Из тебя получится красивое украшение для газона, но сейчас слишком темно, так что полюбоваться будет некому. На что бы ты ни рассчитывал, этого не произойдет.
– Мы оба знаем, что это не так.
– Если мы увидимся снова – именно что «если», – я посмотрю тебе в глаза и задам кое-какие вопросы о твоей погибшей служащей.
– Ты хочешь сказать, что думаешь, будто это я убил ту женщину?
Не упускаю из виду, как он называет ее – «та женщина», причем совершенно без запинки. Это говорит мне о том, что Кейн не испытывает к ней абсолютно никаких чувств – а может, и вправду даже незнаком с ней. С другой стороны, он чертовски хороший манипулятор.
– Я не говорю, что это ты ее убил; ты просто лицо, представляющее оперативный интерес.
– Лицо, представляющее оперативный интерес… – повторяет Кейн. – Тогда ладно. Позвольте мне внести ясность, агент Лав. Я не убивал эту женщину и никому не приказывал ее убить. И я ничего не знаю о том, как и почему она умерла. Ты просто избегаешь меня, Лайла.
– Какую часть фразы «ты являешься лицом, представляющим оперативный интерес в деле, которое я расследую» ты не понял?
– Давай как-то уберем это препятствие для нашего общения. Что конкретно позволит вычеркнуть меня из списка лиц, представляющих оперативный интерес?