Резко просыпаюсь и с бешено колотящимся сердцем сажусь в постели, хватая ртом воздух, – только чтобы понять, что сработал будильник на моем телефоне. Потянувшись за ним, нахожу его на матрасе рядом с собой и выключаю, отмечая, что почти шесть утра. Я спала и даже не помню, как задремала. Но черт возьми… Кошмары вернулись, причем по полной программе – после того, как их не было уже несколько месяцев. Провожу пальцами по волосам и похлопываю себя по щекам, желудок у меня яростно урчит, поскольку последний раз мне удалось поесть лишь где-то во вторник.
Поднявшись на ноги, еще раз похлопываю себя по щекам и, заметив, что в щель между занавесками уже начинает пробиваться свет, быстро бегу в ванную, а затем отправляюсь на поиски губки и ведра. Найдя на кухне необходимые принадлежности, направляюсь к раздвижной стеклянной двери и поднимаю занавеску, осматривая внутренний дворик, чтобы убедиться, что там никого нет. Отключаю сигнализацию, сдвигаю стеклянную дверь и выхожу на прохладный утренний пляжный воздух. Останавливаюсь там же, где и ночью, и осматриваю окрестности, позволяя своему шестому чувству делать свое дело, и тревога заметно отпускает меня.
Расслабив плечи, поворачиваюсь к стеклу, чтобы привести его в порядок, и вдруг холодею. Фальшивой крови нет. Стекло вымыл кто-то другой.
Глава 9
Не задерживаюсь у двери, дабы оценить тот факт, что у Младшего хватило любезности прибрать за собой, – хотя, учитывая мои мысли о Саманте, уже подумываю, не стоит ли поменять это прозвище. Равно как и не позволяю себе зацикливаться на том факте, что эта неведомая личность опять шпионит за мной. Хотя непонятно, какую цель преследовало мытье двери – либо еще больше запугать меня, либо Младший просто опасался, что мог оставить на ней свои отпечатки. Эта мысль возвращает меня в дом, где я опять запираюсь, включаю сигнализацию и спешу в ванную.
По дороге звоню в охранную компанию и запрашиваю установку камер наблюдения, но еще явно слишком рано, чтобы там могли мне хоть как-то помочь. Да и вообще я сомневаюсь, что камеры будут установлены до того, как я покину город, но я хочу, чтобы их все-таки поставили, несмотря ни на что. Я живу на другом конце страны. Мне давно уже следовало позаботиться о возможности наблюдать за домом дистанционно. Эта мысль останавливает меня на полпути, и я хмурюсь. Почему Младшего не тревожило то, что у меня уже могут быть камеры? Конечно, он или она могли просто на всякий случай прикрыться шарфом или капюшоном, но вдруг Младший знал, что у меня нет камер? Саманта, будучи близка с Эндрю, могла в каком-нибудь случайном разговоре запросто это выяснить, а Эндрю и не заподозрил бы, что этот разговор затеян с целью извлечения информации. «Так что, – думаю я, снова мчась по коридору, – мне нужны эти чертовы камеры прямо сейчас». Младший может сколько угодно думать, что своими действиями выгоняет меня из города, но он ошибается. Он сам позаботился о том, чтобы я оставалась здесь, пока не разберусь с ним. Что бы, блин, из этого ни следовало. Иду в ванную и начинаю раздеваться, размышляя, что именно из этого следует, но ответа так и не нахожу.
Встав под душ, я уже скорее довольна тем, что, пока Младший пытается заморочить голову мне, я уже успела заморочить голову ему, иначе не привлекла бы столько внимания. Он не хочет раскрывать мой секрет. И хочет удержать меня от того, чтобы я раскрыла его секрет. И что же это за секрет? Я всерьез заинтригована. Эта мысль заставляет меня поскорей высушить волосы. Цвет их в этом городе назвали бы мышино-коричневым, особенно теперь, когда высвеченные мелированием пряди отросли и давно острижены, но лично я называю этот цвет «какой Бог послал». Если Его это устраивает, то меня тем более. Однако макияжем я по-прежнему пользуюсь, так что осмеливаюсь задействовать то, что у меня осталось в ящичке в ванной – в надежде, что срок годности всего этого добра еще не истек и оно не вызовет у меня крапивницу или что-нибудь в этом роде. В любом случае я пускаю его в ход, и делаю это, не взбодрившись кофе, – что, вероятно, означает, что как только я выйду на солнечный свет, то буду выглядеть так, словно накрасила меня семилетняя племянница, которой у меня нет. Господи, помоги мне, мысленно содрогаюсь я, представив себе, что у Эндрю с Самантой когда-нибудь будут дети. В смысле, наймет ли она няню, чтобы без помех трахаться с Кейном?
Раздраженная этой мыслью, отбрасываю бледно-розовую помаду, приглаживаю волосы и направляюсь к гардеробной, где напрочь игнорирую развешанные тут и там дорогущие брючные костюмы и платья, которые я просто обожала, когда жила в этом городе. Сейчас это уже не мой город, и я больше не хочу ему принадлежать. Именно поэтому накидываю халат, беру свой чемодан, который успела достать из машины, и бросаю его в центр гардеробной. Открыв крышку, достаю черные джинсы «Экспресс» и черную футболку с надписью «Эл-Эй Рокс», которая сразу объявляет меня пришлой. Одевшись, достаю из сумки свои кроссовки UGG и пару секунд рассматриваю их, прежде чем отбросить в угол. Ну их к чертям. Даже для пришлой это уже слишком. Сопротивляюсь мысли отказаться и от джинсов «Экспресс», хотя снимаю с вешалки черную футболку с местной благотворительной акции, в которой я давным-давно принимала участие, и надеваю ее вместо лос-анджелесской. Потом выбираю дорогущие сапоги «Шанель» до колен и черную сумочку «Шанель» в тон, а также, как вы уже наверняка догадались, блейзер от «Шанель». Длинное пальто-тренч того же бренда оставляю висеть в углу. Мой лучший аксессуар остается скрытым из виду – это кобура на лодыжке, где спрятано мое табельное оружие. Вторым моим лучшим аксессуаром становится значок ФБР, прикрепленный к поясу, который недвусмысленно объявит всем в этом городе: лишних вопросов не задавать, окончательное суждение остается за мной.