В один из вечеров собирались мы, козлы, на тайное совещание - Бонч, Куманин с женой, Каменский и я. Куманин возмущался: сколько лет работает и никогда ни одного выговора не получал, а тут сразу два. У нас не начальник, а надутый индюк. Но что делать - все мы подмоченные, а он комсомолец, и коллективные жалобы запрещены. Писали каждый отдельно и отослали всю пачку Анашкину и Соколову.
Тем временем работа на Гавриловой поляне хромала, геологи приехали молодые, неопытные, а геодезиста и вовсе не было. Соколов сумел убедить чересчур осторожного Семенцова разрешить нам, четверым козлам, доверить работу на Гавриловой поляне.
И тут появились наши жалобы. Анашкин приехал на грузовике в Старо-Семейкино. О чем он говорил с Аваковым наедине, как ему вправлял мозги - мы не знали. Законченного бюрократа куда-то перевели, а нас, четверых козлов, Анашкин забрал с собой. Он заверил меня и Бонча, что вот-вот будет построен второй шестнадцатиквартирный дом и мы там получим комнаты.
Не хотелось мне покидать Клавдию и сыновей в Старо-Семейкине - ведь ей придется самой и воду носить, и печку топить. Те, кто оставался, обещали ей помогать, снабжать хлебом и продуктами. Я утешал Клавдию, что расстаемся ненадолго, говорил, что меня ждет более ответственная, самостоятельная работа и мне обещали прибавить зарплату.
ГАВРИЛОВА ПОЛЯНА
1.
Кто такой был Гаврило - я так и не дознался. В устье оврага на правом берегу Волги стояло два-три домика и высилось недостроенное здание санатория, которое гидроузел забрал под контору. Выше по оврагу, в лесу на склоне, поднималось здание пионерлагеря, стоял недавно законченный двухэтажный деревянный шестнадцатиквартирный дом № 1 и строился другой такой же дом - № 2.
Когда мы приехали, дом № 1 был занят работниками геологической партии и служащими гидроузла. Анашкин нас заверил: не беспокойтесь, через две недели будет готов дом № 2. Но не очень усердно копошились на этой стройке зеки, и я усомнился: неужели расстался с семьей надолго?
Шестикрылый Серафим сказал, что хочет со мной серьезно поговорить. Он мне признался, что в Куйбышеве в отделе геологии Семенцов и другие сотрудники меня очень ценят, но... Тут он немного замялся и сказал, что, конечно, именно мне следовало бы доверить должность начальника отдельного геодезического отряда при геологической партии... И опять он сказал "но" и добавил: "Вы сами понимаете, что..." Словом, начальником отряда назначен не я, а один очень порядочный бывший военный летчик. Сейчас он в отпуску, скоро приедет.
Я, конечно, все понял, заглушил свое самолюбие и принялся налаживать инструменты.
Шестикрылый Серафим вызывал Бонча и Куманина и говорил им примерно то же самое: они должны подчиняться вновь поступившим молодым геологам, хотя и менее квалифицированным, но зато у них чистые анкеты.
Пока моя семья и семья Бонча жили далеко от нас, на другом берегу Волги, сам Бонч, Куманин с женой и я поместились на полу в комнате одного из этих проверенных геологов. Саша Михайлов был веселый, довольно пустой малый, ездивший на выходные дни к жене в Куйбышев.
А я ездить не мог - слишком было далеко. Без геодезиста геологи не знали отметок пробуренных скважин, не могли составлять профили. Меня торопили: "Скорее, скорее!" Я понимал, что из-за меня у них все дело станет, старался без выходных. Шестикрылый Серафим мне обещал: как только я дам отметки скважин и нанесу их на план, он меня отпустит в Старо-Семейкино за Клавдией и мальчиками.
Клавдия написала душераздирающее письмо. Скучала, спрашивала, не лучше ли ей уехать в Москву. А дом № 2 не был готов. И будущий мой начальник не возвращался из отпуска. Бурили все новые и новые скважины, и работы мне все добавлялось и добавлялось. Днем я ходил по горам с зеками-рабочими, а вечера сидел в конторе, вычислял и чертил.
Неожиданно наступила ранняя весна. Солнышко ярко светило, птички пели, бежали ручьи, было тепло, даже совсем жарко. Вот-вот окажется опасным переходить Волгу. А работы у меня оставалось уйма.
Однажды мы проснулись среди ночи от ожесточенной пальбы, казалось, и пушки ухают, и пулеметы трещат. Это вскрылась Волга.
Еще до работы, наскоро закусив в столовке, мы побежали к ее берегу.
Нынешние граждане нашей страны знают Волгу перегороженную рядом плотин и не видели и никогда не увидят ледохода на великой русской реке.
Три дня, а может и больше, и до работы, и после работы мы спускались на берег Волги и смотрели, как мимо нас величаво и неостановимо плыли и плыли, налезая друг на друга и сталкиваясь с мягким шорохом, толстые, то светло-серые, то серо-голубые льдины. Бывалые волжане - Иван Алексеевич Анашкин и Саша Михайлов - по цвету льдин угадывали: сперва шел волжский лед, потом окский, потом камский. Волга начала медленно выходить из берегов, заливать луга правобережья. Все выше и выше поднималась вода, русло почти очистилось от льдин, изредка плыли отдельные бревна, клочья сена и соломы, чайки стаями кружились над водой, то одна, то другая бросались вниз, ныряли, выхватывали мелкую рыбешку. На берегу громоздились целые города льдин.
Несколько дней мы были полностью отрезаны от управления гидроузла, наконец можно было наладить катер на ту сторону. Я собирался отправить с оказией письмо Клавдии. Стоявший рядом Анашкин неожиданно обратился к Соколову:
- Может быть, вы отпустите Сергея Михайловича?
Шестикрылый Серафим оглянул геологов, те в один голос поддержали предложение начальника партии.
На следующее утро на первом же катере я переправился через Волгу. Соколов мне поручил какие-то работы в Старо-Семейкино, он и Анашкин собирались туда через несколько дней приплыть на катере - ликвидировать дела и забрать меня с семьей на Гаврилову поляну. Дом № 2 был не совсем готов, некоторые квартиры отделывались и требовалось их сразу занимать, а то могут занять сотрудники других отделов.
Катер пристал к берегу Красной Глинки, и я зашагал в Старо-Семейкино. Дорогу залило полой водой, в лесу лежал глубокий снег, идти было очень тяжело, сперва вдоль разлившейся Волги, потом по косогору вдоль берега реки Сок. Двадцать километров я преодолел за несколько часов.
Зато как я наслаждался несколько весенних дней с женой, с сыновьями! Было тепло, трава начала буйно расти. Я ходил с мальчиками гулять, объяснял им название цветов.
Наконец приплыли на катере Анашкин и Соколов, подгадав под выходной. Весь день, не побоявшись ледяной воды, они ловили бреднем рыбу. Клавдия ее жарила, пиршество получилось роскошное. На следующий день мы поплыли вниз по Соку. Моему старшему сыну Гоге было тогда всего три года, а то путешествие по высокой воде вдоль торчавших из струй, цветущих желтыми барашками ракит он крепко запомнил на всю жизнь.
2.
Прибыли на Гаврилову поляну. Я собирался просить подводу. От берега до дома № 2 было не менее километра. И тут меня ошарашили страшной вестью: управление гидроузла приказало никого из геологической партии в тот дом не пускать.
Куда деваться? Анашкин дал нам временное пристанище в своей конторе. С чемоданами, с посудой и узлами мы разместились на полу бухгалтерии. Утром пришли служащие, сели за свои столы, а рядом мои мальчики затеяли беготню. Клавдия растерянно сидела на узлах. Щелкали счеты, посетители толпились, бухгалтер ворчал. На следующий день явились из Куйбышева еще две семьи с малыми детками, их тоже. разместили в бухгалтерии.
Анашкин отправился на катере в Куйбышев с твердым намерением отвоевать дом № 2. Ведь на самом деле произвол: восемь квартир обещали выделить ему, и вдруг - ни одной.
Он вернулся, собрал нас, троих отцов, и рассказал, какой выдержал бой, и объяснил нам, в чем дело. За год количество служащих гидроузла намного увеличилось. Раньше для пионерлагеря довольствовались тем зданием, которое стоит напротив дома № 2. Но теперь тот дом оказался тесен. Культурно-воспитательная часть гидроузла (сокращенно КВЧ) и позарилась на дом № 2.
Анашкин так договорился: его подчиненные занимают спорный дом временно, до открытия пионерлагеря, а потом переселятся в дом № 3, который еще только строится. Мы, конечно, с облегчением и радостью согласились, мне отвели отдельную комнату. Мы устроились прямо на полу. Анашкин обещал нам заказать в столярной мастерской стол, топчаны и лавки. В каждой квартире было по три комнаты, в другой комнате поселился горный техник Лукин с женой и двумя мальчиками - одногодками с моими, третью комнату отдали трем девушкам-коллекторам.