Пришёл я куда нужно, огляделся. Быстро шёл, народа много обогнал: им спешить некуда, а у меня время ценно. Где открывать врата нужно - место туристами людное, а мне минут пять минимум безлюдности надо, чтобы всё сделать. Вышел из леса, смотрю – отошли туристы от нужного мне места, а за спиной голоса следующих раздаются.
- Ну, - говорю, - девки, завлекайте народ как хотите, а чтобы ко мне близко никто не подошёл, пока работать буду.
Они в лес обратно развернулись, слышу женские визги восторженные: ягодники увидели, собирать кинулись. Ну и мужики тоже встали – баб своих ждать.
Я к месту нужному чуть ли не бегом кинулся, по пути стабилизаторы подбирая – врата закрепить.
Хотел сначала пройти как положено, а навки в спину толкнули – напрямую иди, не удержать людей ягодами долго. Шагнул я напрямую, стабилизаторы разложил, где нужно, ключ в землю и начал открывать. Пошёл процесс, а из лесу новые туристы показались. Навки только руками развели – где на всех ягод набраться, - а сами в нетерпении смотрят, кулачки жмут: быстрее, быстрее… Я и сам смотрю – время поджимает, народ всё ближе, а настройки поторопить я никак не могу…
Слава богу, застряли туристы на обманке, пока кругами ходили, я завершил всё. Ключ с облегчением достал, выдохнул так: успел, а навки с визгами восторженными уже кинулись по тропам новым.
- Ключ верни, не забудь! – только крикнули.
А то я не знаю.
Погулял ещё, воздухом чистым подышал, полюбовался, как заработало всё, да и пошёл обратно. В лесу по пути место укромное нашёл, ключ там оставил.
А можжевельник навки мне всё-таки нашли. Предлагали сначала грибами да ягодами откупиться, а куда они мне в дороге? Отказался я от замены, и подсуетились они всё же: старшая с них потребовала расплатиться, как положено. Я на них и сердиться перестал. Нечисть и нежить доброе тоже понимает и добром платит, как умеет.
Ветку я с собой забрал. Дома она у меня, об отпуске напоминает.
История пятая. Монастырь
Не думал и не гадал я, что третьим моим делом помощь человеческим душам окажется. И не просто душам, а... Впрочем, обо всём по порядку.
Это я, дикий человек, из города на живую природу попал, с водяными да навками знакомство свёл. Люди сюда за другим ехали: святому месту поклониться да в храме помолиться. Меня туда и не тянуло вовсе – чуждо мне в людях напускное да фальшивое. Я теперь многое видел.
Но сам храм мне понравился. Суровый такой, серьёзный. И обычаи тут суровые были – часть экскурсии я послушал. Монастырь старинный, из тех, что давным-давно строились ещё как крепости. Башни у него осанистые, мощные, стена вокруг высокая, крепостная, а сам храм да всё монашеское хозяйство внутри. С уважением я к нему отнёсся. Стоит себе и стоит в красивом месте. Он мне не мешает, и я его своей натурой не тревожу.
Почти день я мимо него ходил: как-никак главная святыня, все дороги к нему, а к вечеру поманило меня к одной башне подойти. Удивился, что души монахов зовут: я им не мешал, своими делами занимался. Даже во двор внутренний как турист не заходил за пирогами да питьем в лавку монастырскую, на соседней улице в такой же лавке брал. Пироги из печи, квас и морс на ягодах местных – где ещё такое попробуешь? Ну да ладно. Подошёл, ладонь на гранитные глыбы положил послушать, зачем звали, и духи ждать себя не заставили.
Монах явился, в клобуке, старый, борода длинная, седая. Старцев так рисовали, я видел. Не поздоровался – не в радость ему со мной разговоры разговаривать, а видно, прижало их совсем.
- Сказывают, - говорит, - ты души отпускать можешь.
- Могу, - отвечаю. – А что? Кого отпустить надо?
Он руки сложил смиренно, а вижу: через себя переступать ему приходится. Да ладно, я не гордый какой, язвить на тему не буду.
- Братьев, - отвечает с облегчением. – Давно они тут мучаются, уйти не могут.
Пригляделся я, прислушался: и в самом деле много душ страдающих, и срок почти у всех давно вышел. И давно они тут мучаются, некоторые чуть не с основания монастыря. А уйти и в самом деле не могут – заперт монастырь на уход. Случайно ли, намеренно так вышло - и не разберёшь так сразу, много понамешано.
- Неужто своих никого нет? – Я опять к монаху обратился. – У вас же тут земля святая, чистая, вы же тут схиму несли.
- Нет, - головой покачал. – Грешны мы были. А сейчас и подавно чистых духом нет. Некому отпустить. И уйти не можем. Заперты мы.
- Ладно, - говорю. – Обещать не буду, посмотрю, чем помочь вам смогу.
Он кивнул благодарственно, а я от башни отошел, прошёлся вдоль стены туда-обратно, к монастырю прислушиваясь да настраиваясь. Не приходилось мне ещё такое делать, хоть бы подсказку какую, с чего начать…
А души ждут: я хоть и не святой, а им, как-никак, надежду дал. Нехорошо будет, если дело не сделаю, их зря обижу. По-человечьи попросили ведь, по-доброму.
Посмотрел ещё раз, прикинул, что да как, к себе прислушался, ответа поискал и сообразил: мне все щиты снимать и не нужно, только канал открыть, как воде в плотине. Душам хватит уйти, и мне по силам.
А как это понял, так и способ осознал. След мой останется, конечно, но куда деваться, иначе не выйдет у меня ничего. Огляделся окрест, траву свою именную нашёл, остальные для ключа сразу подобрались, мелодию напел себе и пошёл работать.
С первой башни и начал сразу. Дело-то недолгое - нужными ключами двери открыть. Иду себе, травы собираю каждой башне свои, мотивчик заклинательный мурлыкаю под нос, а за спиной слышу, как души в небо уходят, и хорошо так становится, благостно… Паломникам не до меня – у них служба, а до туристов мне дела нет: им делать не хрен, ходят – пялятся, а у меня работа.
Обошёл весь монастырь против солнца, на первой башне кольцо замкнул, на труд свой поглядел: красота! Куда лучше вышло, чем я ожидал. Башни открыты, стены тоже, души в сиянии в небо чистое уходят, только те остались, кто ещё срок свой не отбыл. Да и им веселей стало - надежда появилась уйти, как время придёт.
Монах тот задержался, ко мне подлетел. Аура светлая, солнечная, хоть одеяние чёрным осталось.
- Благодарим тебя, - улыбнулся так скромно. – Благословил бы, да не могу: не в нашей ты епархии.
- Да не страшно, - отвечаю. – Вы по-доброму попросили, я по-доброму и помог. Живите теперь.
Он снова улыбнулся тихонько и к своим на небо отправился. А я на валун здоровый лёг, что возле родника был: на солнце греться, силы восстанавливать. Народ идёт мимо, косится, а не пристаёт никто, да и ладно.
Отогрелся, в монастырский двор зашёл – не через главные ворота, а боковые, для местных нужд, - пирогов взял, кваса, перекусил и дальше гулять отправился: деду подарок какой поискать.
Но осталось у меня ощущение, что придётся ещё к монастырю вернуться. Не закончена моя работа тут.
Чутьё меня не подвело.
На третий день пошёл я в посёлок короткой дорогой. Тихо идти, навки почти все делом заняты у старшой, никто по лесу рядом не идёт, дразнилки не дразнит.
Но окликнули они меня. Пораньше, чем до советного камня дошёл. Вдвоём показались, молча поманили.
Серьёзные обе, не до шуток им.
Я канаву перепрыгнул, на взгорок поднялся и пошёл, куда повели. Вели недолго - от дороги метров двадцать. Две сосны сухие, от одного корня, а на нижних ветвях колыбелька с душой младенческой. Спит душа, пока человечья ещё, а уже навье над ней власть берет потихоньку – зелень по тельцу проскальзывает. Мать от дитя отказалась, аборт сделала поздно, когда уж почти родиться должен был, да ещё и прокляла вдогон, что жизнь ей испортил. Не каждому такую смерть пожелаешь – заживо на куски разорванным быть, так хоть отпустить душу по-человечески. Примут его на небе, заслужил он. А здесь оставить – станет неприкаянным по лесу шататься: не лешак, не человек. Ни к чему это.