Почему-то в павильонах с «однорукими бандитами» всегда особенно много старушек, одетых, несмотря на лето, в шерстяные кофточки, и стариков в вязаных жилетах. Их мне особенно было жаль. Наверно, потому, что, глядя на них, я вспоминал свою бабушку Прасковью.
И всё-таки хотите верьте, хотите нет, но мне посчастливилось не просто обыграть «бандита», а разорить его до последней монетки.
Однажды вместе с родителями ко мне в очередной раз приехали дядя Алёша и тётя Лиза. Тётя Лиза, когда мы прибыли в Гастингс, устроилась с мамой на пляже в шезлонгах, папа — рядом с ними, а мы с дядей Алёшей, перемигнувшись, сказали, что пойдём немного прогуляемся по городу. И двинулись прямиком в самый большой павильон с «однорукими бандитами» и другими аттракционами.
— Ну что, — сказал дядя Алёша, — кто не рискует, тот не выигрывает, а? Рискнём?
— Рискнём, — поддержал я.
Дело в том, что дядя Алёша сам любил поиграть на этих машинах. Только он выбирал аппараты поинтереснее, чем ящики с рукой. Там ещё были механические лошадки и автомобильчики, состязавшиеся в скорости. Нужно было угадать победителя, и тогда из машины сыпался выигрыш.
— Стало быть, так договоримся, — определил нашу программу дядя Алёша, — поставим по пятачку на этих скакунов, а потом пойдём с тобой в тир, там хоть какой-то шанс есть.
Однако в этот день до тира мы так и не добрались. Я поставил свой пятак на цифру «5» — моя любимая цифра — и… выиграл. Поставил опять и опять выиграл. Снова ставлю на пятёрку и снова выигрываю. И пошло… Ставка — выигрыш, ставка — выигрыш. Вокруг меня столпились зрители — такого здесь ещё не видели. А игравший рядом со мной дядька, от которого кисло пахло пивом, хотел было оттереть меня от «счастливой» скважины. Но дядя Алёша стал между ним и мной.
— Давай, Витя, продолжай в том же духе, накажи их хоть разок по заслугам.
Карманы мои тяжелели и распухали от серебряных и медных монет, а я все выигрывал и выигрывал. Подошли два каких-то человека — один в униформе служителя павильона, второй просто в рубашке с короткими рукавами, но при галстуке, — понаблюдали, и служитель накрыл щель, куда я опускал монеты, ладонью.
— Все. Игра прекращается. Аппарат испорчен.
Стоявшие вокруг недовольно зашумели. Галстук оглянулся по сторонам и тронул униформу за плечо:
— Оставь его, Чарли, пусть играет. Это его счастливый день.
Он изобразил улыбку, потрепал меня по волосам, и они оба удалились. Я получил ещё две пригоршни монет и вдруг два раза подряд проиграл. Дядя Алёша перехватил мою руку, когда я хотел опустить третью монету.
— Не будем жадничать, администратор и так из-за тебя сегодня спать не будет. К тому же фортуна явно поворачивается к тебе спиной. Топаем отсюда.
Я последовал за ним, придерживая обеими руками отвисшие карманы.
Мама, выслушав нашу победную эпопею, не на шутку рассердилась:
— Алексей, ты с ума сошёл! Приучать ребёнка к азартным играм!
Папа же хохотал, хлопая руками по голым коленкам:
— Нет, это же надо — объегорили капиталиста! А?! Экспроприация экспроприаторов, а? И, говоришь, даже прогнать тебя не посмели?
— Виктор, — сдвинув брови, сказала мама, — я тебя не понимаю! Тут плакать надо, а не смеяться.
— Ну-ну, — возразил дядя Алёша, — не надо так уж драматизировать, ничего такого уж страшного не произошло. В конце концов, не капиталисты нас надули, а мы их, что не так уж часто случается. А больше мы туда и не собираемся, верно, Витька?
— Верно. Туда мы не собираемся, мы в другое место пойдём, — сказал я, поняв, что победителей судить всё-таки не будут.
— Ну хорошо, — сказала мама, — а что делать с деньгами? Надо их вернуть.
— Ни за что! — ответил я со всей возможной твёрдостью. — Я их выиграл, а не украл.
— Что же ты с ними собираешься сделать?
— Куплю подарки бабушке и Леньке, вот что, — не задумываясь, ответил я, потому что принял это решение ещё там, в логове «одноруких бандитов».
И мама больше не стала спорить.
11. КРАСНЫЕ ПИДЖАКИ С ВЕНЗЕЛЕМ
— Эй, Вик! Вик!
Так ко мне никогда никто не обращался, и я сначала даже не понял, что окликают именно меня. Обернуться на крик меня заставило лишь то, что голос показался знакомым. И действительно, на заборе, отделявшем наш школьный двор от двора соседствовавшей с нами английской школы, сидел не кто иной, как разносчик газет Клиффорд Дэй.
Некоторое время мы и не догадывались, что в соседнем здании помещается английская школа. Дней десять после начала учебного года на дворе за забором никто не появлялся — с нашего высокого, как у большинства английских домов, крыльца видно всё, что там происходит. Но однажды в тот самый момент, когда мы выбегали на большую перемену, из соседнего дома во двор хлынула толпа мальчишек, наряжённых в красные пиджаки с золотым вензелем, вышитым на грудном кармане, с золотыми же пуговицами и в полосатых чёрно-красных галстуках,
Всю перемену в английском дворе ни одного учителя не было, но потом на их крыльце появился мужчина, тоже в красном пиджаке, сунул в рот блестящий металлический свисток и издал пронзительную трель. В ту же секунду по ту сторону забора наступила такая тишина, как будто кто-то нажал кнопку и выключил всех краснопиджачных. Они чинно, не толкаясь, потянулись мимо человека со свистком обратно в школу.
У нас, помимо пяти обычных уроков английского языка, один раз в неделю проводил занятия молодой учитель-англичанин мистер Хатчинсон, неплохо говоривший и по-русски. На следующем уроке мы стали расспрашивать его, что это за странная школа находится рядом с нашей. Он ответил, что это одна из частных школ. Как это — частная? Разве школы могут кому-то принадлежать, как магазин? И зачем нужны такие школы, почему они не могут быть, как у нас, государственными?
Мистер Хатчинсон объяснил нам, что школы в Англии есть разные. Самая меньшая часть из них называется «публичными», хотя обыкновенной публике туда попасть почти невозможно: чтобы учиться в них, нужно платить много денег. В соседнем доме как раз такая «публичная» школа. Каждая из них имеет собственную форму и особый галстук. У одной пиджаки зелёные, у другой полосатые, а у здешней красные. Большинство учебных заведений бесплатные и принадлежат государству, но состоятельные люди стараются пристроить своих детей в частные школы вроде краснопиджачной. Там и условия иные, и учителя более подготовленные, и в высшие учебные заведения из них охотнее берут.
Самая известная и труднодоступная из «публичных» школ, сказал мистер Хатчинсон, находится неподалёку от Лондона, в отдельной усадьбе, и называется «Итон». Там учатся мальчики — только мальчики! — из самых богатых и знатных семей. Окончить Итон — всё равно что получить золотой ключик к любой двери в Англии, добавил мистер Хатчинсон. Недаром из него вышло не меньше десяти английских премьер-министров.
В следующее же воскресенье я уговорил папу с мамой съездить и посмотреть необыкновенную школу, откуда пачками выходят премьер-министры. Мистер Хатчинсон был прав, этих ребят действительно готовят заранее в премьер-министры или в крайнем случае в министры: я своими собственными глазами видел, как в обычный будничный день они разгуливали на лужайке перед своей школой-дворцом в шляпах-цилиндрах и во фраках с двумя короткими хвостами.