— Не бояться, а быть бдительными, — веско произнёс Вовка.
— Но всё-таки, почему же англичане позволяют им свободно разгуливать? Раз Англия в той войне была нашим союзником, значит, эти самые власовцы и для англичан должны быть врагами.
— Сам не пойму, — со вздохом признался Вовка. — Ладно, пошли на крыльцо, что ли.
— А как же эти, бандеровцы? — напомнил я ему.
— Сюда они не сунутся, тут у нас полицейские дежурят. Далеко мы не пойдём, всё равно скоро стемнеет.
— Вовка, а чего это ваших ребят никого не видно? Спят так рано, что ли?
— Скажешь тоже — спят! На дачу все уехали. Мы остались потому, что папа вас встречал.
— У вас здесь и дачи есть?
— Это не как в Москве, не домики деревянные. У нас, у посольства то есть, милях в пятидесяти от Лондона есть целый замок, а вокруг него большой участок, не меньше Холланд-парка. Вот туда все, кто свободен, в субботу и едут. Оттуда и до моря близко.
— Как это — замок? Замки только у рыцарей были.
— Самый настоящий замок. Он прежде какому-то графу или лорду принадлежал, называется — родовое поместье. Как входишь в него, зал есть большой, круглый, так там до сих пор на стенах щиты рыцарские висят, копья всякие, секиры.
— Как же посольство его купило, он же очень дорогой, наверное?
— Никто его и не покупал.
— Не покупал?
— Представь себе. Этот граф или лорд нам его подарил.
— Стал бы граф дарить замок советским, которые всех своих графов давно отменили!
— А вот он взял и подарил. Это особый граф, его сын во время войны с фашистами был лётчиком и вместе со своей эскадрильей базировался где-то у нас на Крайнем Севере, около Мурманска, кажется. Его советским орденом за храбрость наградили. У нас он и погиб в бою. В память об этом его отец и подарил нам замок.
— Откуда ты все это знаешь?
— Это не только я знаю.
Мы стояли на парадном крыльце. Сумерки сгущались, и гулять уже не хотелось. Разглядывая соседние здания, мало отличавшиеся от нашего дома, я размышлял о странной судьбе графского сына, сражавшегося против фашистов вместе с нашими лётчиками. Об этом надо написать Леньке обязательно и со всеми подробностями.
5. ЕЩЁ ОДНА ТАЙНА ШЕРЛОКА ХОЛМСА
Мне показалось, что спал я очень долго, потому что, открыв глаза, я увидел комнату, наполненную светом, а на потолке гонялись друг за другом солнечные зайчики. Родители ещё спали.
Я попытался открыть окно. Удалось это не сразу: сначала я не разобрался, что у англичан окна открываются не по-нашенски, а как в железнодорожном вагоне — поднимаются.
Улица внизу была совершенно пустынной и тихой. Меня это удивило: папины часы, лежавшие на столе, показывали почти девять. Неужели эти англичане такие засони? Или у них так положено по воскресеньям?
Решив узнать про все это у Вовки, я отправился к нему. На мои звонки никто долго не откликался, потом дверь приотворилась, и я увидел Вовку — заспанного, в одних трусах.
— Ты чего? — сипло осведомился он.
— Эх, соня-засоня! — укорял я его. — Я-то думал, ты давным-давно встал.
— А который час?
— Девять скоро.
— Ну, заходи, я сейчас оденусь, — пригласил он и зевнул. — Только тихо, отец и мать ещё тоже не вставали.
Мы тихонько прокрались в комнату, где стояла Вовкина раскладушка и где висели часы в виде лучистого солнца. Посмотрев на циферблат, Вовка молча ткнул пальцем: смотри. Но я и сам уже видел, что стрелки показывали без четверти семь, и пробормотал, что у моего папы очень хорошие, точные часы и на них было, когда я проснулся, без чего-то девять. Вовка присвистнул:
— Папины! Они же у него по-московски ходят, а Лондон от Москвы отстаёт летом на два часа, а зимой на три.
Смутившись, я забормотал, что, мол, сейчас я уйду и пусть он себе дальше спит на здоровье. И убедился, что у моего нового знакомого очень покладистый характер.
— Ерунда, не расстраивайся. Я бы тоже на твоём месте сразу не сообразил. Погоди, я умоюсь, чаю выпьем и пойдём вниз. Ты пока книжки мои посмотри, если хочешь.
Книжек у него было хоть и не столько, сколько у Леньки, но тоже порядочно, целая трёхэтажная полка. И больше половины — на английском. Я полистал одну, но ничего толком не понял, кроме того, что английский мне ещё долбить и долбить.
— Ты сам их читаешь или тебе папа читает? — спросил я Вовку.
— Сам. Папа ещё в третьем классе начал мне задавать порции для самостоятельного чтения. Сначала по полстраницы, потом по целой, потом по две. Я и привык постепенно, уже почти и словарь не трогаю.
— Здорово! И ты все это прочёл?
— Не-ет, что ты! Это папа мне, как говорит, впрок покупает. Но, в общем, я стараюсь так делать: день на русском читаю, день на английском.
— У тебя, наверное, по английскому круглые пятёрки.
— У нашей Нины Петровны получишь круглые пятёрки, держи карман шире! Сам увидишь.
— Но ведь ты уже книжки читаешь.
— Ей не книжки, а грамматика нужна.
— А вообще отличников у вас много?
— Нас и всего-то в классе восемнадцать человек. Тут тебе не Москва. Самый большой всегда — первый класс.
— Значит, каждый класс — единственный?
— Ну да.
Удивительная школа, подумал я. У нас, в моей московской школе, пятых, как и всех остальных, классов было — «А», «Б» и «В».
— Здание, наверное, тоже крохотное?
— Ясно, не как в Москве. Сам увидишь. Хотя теперь только в сентябре увидишь. Скоро в лагерь поедем, в замок, про который я тебе вчера рассказывал, его на лето нам отдают. Мы там знаешь как отлично живём! В Лондоне летом со скуки помрёшь.
— Это ты, Вовка, помрёшь, — возразил я. — Ты тут все знаешь, тебе, ясное дело, скучно, а я-то только приехал, мне посмотреть охота.
— Неделя у тебя ещё есть, — успокоил он меня. — И потом, все равно целый день смотреть не будешь, родители-то на работе, только на уикенде смогут с тобой по городу покататься. А ребят в доме будет — никого, вот и торчи один день-деньской.
Нарисованная им картина одиночного заключения в пустом доме не вдохновляла. Я понял, что в лагерь нужно выбираться во что бы то ни стало. Тем более, что это, оказывается, все тот же легендарный замок.
Увлёкшись, мы заговорили в полный голос и, видимо, разбудили дядю Глеба. Просунув в дверь голову, он, откашливаясь, осведомился:
— Вы чего раскричались с утра пораньше? Самим не спится, так о других подумали бы.
— Пошли на улицу, — шепнул Вовка, когда дверь опять закрылась.
Но исчезнуть мы не успели. Дядя Глеб появился опять, растираясь на ходу жёстким махровым полотенцем, и уже добродушно сказал:
— Так что ты говоришь, Витя? Не спится на новом месте?
Вовка поведал ему, как я напутал со временем, и он совсем по-доброму посмеялся. Кажется, хороший характер Вовка унаследовал от отца.
Выпив две большие чашки крепкого чая, дядя Глеб спросил:
— Так что бы это нам такое предпринять воскресенья ради? Куда пойти, куда поехать?
— Да ведь все ещё спят.
— Что значит — все? А мы с вами не люди? Пока можем втроём куда-нибудь катануть, а после обеда всем гуртом. Оллрайт?
— Оллрайт! — одобрили радостно мы с Вовкой.
— Какой же мы с вами, братцы-кролики, изберём маршрут?
— Можно поехать на Бейкер-стрит?
— А откуда ты… Ах, ну да, Шерлок Холмс. Стало быть, желаешь поглядеть квартиру самого знаменитого на свете сыщика?
Дядя Глеб почему-то подмигнул Вовке:
— Как, отвезём товарища на Бейкер-стрит, раз товарищ желает?
Вовка с улыбкой посмотрел на меня и кивнул:
— Раз товарищ желает, надо отвезти.
Через несколько минут мы уже катили по широкой улице Бейзуотер.
Сначала мы долго двигались по прямой, потом свернули налево и скоро остановились у обочины — «припарковались». Наши, живущие в Лондоне, таким образом приспособили для собственного удобства многие английские слова.