Но торжествовать победу было еще рано. Едва конь сделал два шага, как над лесом пронеслась тень немецкого самолета и длинная пулеметная очередь прошила передние ноги лошади. Она рухнула, отбросив меня в сторону. Минут через пять, кое-как оправившись после падения, поднялся из густой травы, прихрамывая, побрел к реке. Ушибленная нога ныла. Бок ломило.
Лошадей вокруг было сколько хочешь. Но теперь мне уже на дерево не взобраться. Тем более не перебраться через Неман вплавь. И тут я увидел на берегу человека около невесть где найденной лодчонки. Спустившись с откоса, я попросил его:
— Друг, перевези на ту сторону.
Он, даже не оглянувшись, мрачно произнес:
— А ты смерти не боишься? Лодка эта, как знаешь, называется душегубкой, да еще погляди, что на реке делается.
В самом деле, немецкие самолеты неистовствовали над Неманом. Они бросали в реку бомбы, отчего вздымались огромные пенистые столбы воды. Гитлеровские летчики обстреливали лодки из пулеметов. Я чистосердечно признался, что смерти, конечно, опасаюсь, но на тот берег мне все же нужно и чем скорее, тем лучше.
— Тогда садись, — сказал «хозяин» лодки. Им оказался офицер одной из дивизий кавалерийского корпуса генерала Осликовского. Его полки также частично успели переправиться на западный берег. Обмундирование моего перевозчика было аккуратно свернуто, связано ремнем и уложено в лодку. Сам он был, как говорится, в чем мать родила.
Через несколько минут мы отчалили. Переправа продолжалась около двадцати минут без особых приключений, если не считать того, что летчик с «мессершмитта» безуспешно попытался отправить нас в гости к речному Нептуну.
До берега осталось метра три-четыре, и я, облегченно вздохнув, произнес:
— Ну, теперь порядок.
Едва я успел «изречь» эти слова, как за спиной громыхнул взрыв авиабомбы. Наша душегубка, оправдывая свое название, в ту же минуту перевернулась.
Но теперь она нам уже не нужна. Воды было здесь не больше, чем по пояс. Через несколько минут мы были на берегу. Вскоре я добрался до деревни, на северной окраине которой занимали оборону части нашей дивизии.
…Поздно вечером 16 июля 1944 года дивизия, выполняя приказ командира корпуса, оставив небольшой заслон, бесшумно снялась со своих позиций у реки. Обходя фланг гитлеровцев, наши части двинулись, ломая сопротивление врага, на запад к государственной границе.
Марш, стычки и перестрелки продолжались всю ночь и почти весь следующий день. Постепенно местность, по которой мы двигались, из равнинной стала всхолмленной, потом даже несколько гористой.
Уже темнело, когда дивизия миновала Сопоцкин. Около 19 часов 17 июля полки вступили в небольшую деревушку, расположенную на склонах двух высот, густо поросших лесом. При свете карманных фонариков комдив и штабные офицеры вглядываются в карты. Да, в районе пограничного столба № 40 мы вышли на государственную границу Советского Союза. Торжественная, долгожданная минута. Каждый из нас в ту минуту думал, наверное, об одном: сколько трудного пути пройдено, сколько потерь было на военных дорогах. Думали о том, что наконец-то враг отброшен за рубеж, откуда он начал свое преступное нападение на нашу Родину.
Заработала радиостанция. Донесение о выходе дивизии на госграницу понеслось в штаб корпуса, оттуда — в штаб армии, в штаб фронта, в Москву.
Усталость брала свое. Выставлено боевое охранение, бодрствуют часовые, несмотря на проливной дождь. Все -остальные спят.
На окраине села, на высотке у самого леса, был железобетонный дот, построенный советскими инженерными частями еще в 1940 году. Здесь вместе с Нарыжным мы и провели эту ночь.
Едва поднялось солнце, как мы, установив у одной из амбразур дота стереотрубу, начали осматривать местность. Впереди дота — сплошной массив леса. Позади же можно было хорошо рассмотреть Сопоцкин. С высоты мы видели его розные улицы.
Все с нетерпением ожидали восстановления переправы и подхода подкреплений из-за Немана. Поэтому, увидав, как на широкую улицу Сопоцкина один за другим вползают танки, я радостно воскликнул:
— Товарищ майор, переправа восстановлена, танки на подходе, посмотрите, они уже в Сопоцкине.
Нарыжный приник к окуляру стереотрубы и через несколько секунд, не отрываясь от нее, длинно и замысловато выругавшись, проговорил:
— Да ведь танки-то немецкие! На них кресты!
Танковая колонна, которую я принял за наши подходившие резервы, оказалась гитлеровской.