Выбрать главу

— Закончили? Вот и отлично.

— Что отлично? — переспросил я. — Оглохли немцы, что ли? Почему не стреляют? Не слышали передачи?

— В том-то и дело, что слушать, наверное, некому.

В словах комбата прозвучала озабоченность, Он продолжал:

— Около часа тому назад наблюдатели стали докладывать, что огонь со стороны противника резко уменьшился. Я вначале подумал, что это случайность, но все же решил: когда совсем стемнеет, прощупать оборону фашистов разведкой. А тут мне сообщили, что вы приезжаете. Зная обычай гитлеровцев, подумал, что радиопередача будет хорошей проверкой: ведь после нее они непременно должны ударить в полную силу, если не от злости, так по приказу офицеров. А теперь сами видите. Ничего. Молчание. Думаю, что это неспроста: уходят гитлеровцы.

— Как? — удивился я.

— Боятся выхода наших частей с севера в свой тыл, вот, по-видимому, и отходят, — высказал свои соображения комбат и закончил: — Идемте быстрее докладывать.

Через несколько минут мы были в блиндаже комбата, озаренном ярким светом аккумуляторной лампы. Комбат позвонил командиру полка Федотову. Доложил. Затем я позвонил Нарыжному. Он сказал мне, что сейчас же доложит комдиву.

Через несколько минут зазвонил телефон. Подполковник Федотов передал комбату приказ комдива: скрытно проделать проходы в минных полях и, как только они будут готовы, атаковать врага. Комполка сообщил, что выезжает в батальон Гомолко.

Через час (я еще не уехал из батальона) артиллерия, приданная полку Федотова, совершила сильный огневой налет на первую траншею врага, а затем — на его ближние тылы. Как выяснилось позднее, разрывы снарядов накрыли колонны подразделений противника, готовившиеся совершить форсированный марш, чтобы занять позиции перед Августовом.

Огневой налет вызвал замешательство у гитлеровцев. А тут еще на дорогу выбежала группа немецких солдат из оставленного в траншее прикрытия.

— Русские, русские! — в страхе вопили они.

Следуя буквально по пятам отошедшего прикрытия гитлеровцев, поливая их огнем, забрасывая гранатами, в колонны врезались наши автоматчики. У врага началась паника.

Получив первые донесения об успехе капитана Гомолко, подполковник Федотов снял с участков обороны вдоль канала и озера Сайно остальные батальоны полка и ввел их в прорыв. Вступили в бой и другие полки дивизии.

На западной окраине Августова гитлеровцы пытались было задержаться, но под ударами наших частей снова отступили. К утру 24 октября город Августов был освобожден.

На следующий день после взятия Августова оперативная группа штаба дивизии была в городе. Неподалеку, на окраинах, еще шел ожесточенный бой с контратакующим противником.

Оперативная группа только успела разместиться в двухэтажном здании в центре города, как с передовой доставили немецкого солдата, взятого в плен во время отражения контратаки.

Нарыжный был с комдивом на НП. Допрашивать пленного мне пришлось самостоятельно. После того как в боях у озера Сайно был ранен капитан Борис Владимирович Харьков, я исполнял обязанности помощника начальника разведотдела штаба дивизии.

Пленный был артиллеристом. Это удивило меня. Первое, что я спросил, было: как он, артиллерист, попал в цепи контратакующей пехоты? Не был ли он артиллерийским разведчиком?

— Нет, — ответил пленный, — впрочем, со вчерашнего дня наш дивизион весь стал пехотным. — И пленный рассказал вот о чем.

Когда немецкая пехота панически побежала под ударами советских частей, то гитлеровцы, не надеясь только на свои ноги, захватили у своих же артиллеристов машины и тягачи и на них начали драпать к Августову, а потом и из Августова. Бензина не хватило. Поэтому брошенными оказались не только орудия, но и тягачи, и автомашины. А артиллеристов сделали пехотинцами и бросили в контратаку. «Возьмете Августов — искупите свою вину», — так им сказали офицеры.

Чтобы оправдать себя, пехотные и артиллерийские офицеры противника пошли даже на обман — они доложили, что их атаковали танки. Кстати, впоследствии в захваченных нами гитлеровских документах мы видели донесения, в которых черным по белому сказано о сильном танковом ударе русских на Августов. А ведь нашей дивизии ни одного танка придано не было. Может быть, гитлеровцам со страху и вправду танки почудились?

Вот у противника танки действительно появились. По показаниям пленного, их контратаку поддерживали десять танков. В резерве — примерно вдвое больше. Он видел танки в роще за передним краем.