— Хорошо, — снова ответил я.
— Карашо. Мадам твой Каир? Как ей здоровье?
Эти фразы мистер Усэма произнес сильно растягивая и с некоторым затруднением. Видимо, запас русских слов иссякал.
Воспользовавшись паузой, я начал задавать ему эти же вопросы и в той же последовательности.
Мистер Усэма на каждый вопрос отвечал:
— Карашо, карашо.
На этом наша беседа закончилась, мы смотрели друг на друга и вежливо улыбались. Глядя на нас, улыбались и присутствовавшие офицеры.
Хотя беседа была коротенькой, она растянулась часа на два. К мистеру Усэма постоянно входили и обращались офицеры, солдаты, сержанты. Входившие офицеры после приветствия протягивали в знак уважения своему командиру руку и тот, слегка поднимаясь, пожимал ее, после чего прибывший протягивал руку остальным, в том числе и мне. После кивка командира офицер садился, и солдат на подносе приносил ему чай. Часто звонил телефон и тогда мистер Усэма долго говорил что-то недовольным голосом, почти не слушая невидимого собеседника. В такие минуты я с любопытством осматривал мэльгу.
Убежище, мэльга, имеет вид эллиптической трубы со срезанной нижней частью, составленной из металлических секций высотой два метра. Очень похоже на проход, который ставят в цирке на арене, когда выпускают львов и тигров. Сверху мэльга покрыта мешковиной и обложена небольшими мешками с песком. Вполне надежное убежище от 100-килограммовых бомб, если не будет прямого попадания.
Внутри нижняя часть мэльги зацементирована и покрыта коврами из грубой желтоватой, вероятно, верблюжьей шерсти. У задней стенки стоит широкая металлическая койка командира полка, перед ней кресло и складной стол, за которым сидит мистер Усэма. Перед ним письменный прибор с медным орлом — гербом ОАР. Только из-за герба прибор стоит на столе — чернильницы пусты. По правую руку на углу стола настольный календарь, по левую руку в подставке Коран в зеленой цвет ислама обложке с золотым тиснением. Правее стола — металлическая тумбочка с радиоприемником и телефоном. Перед столом небольшой деревянный столик с черной лакированной крышкой и изображенной на ней танцовщицей. На него мы ставим свои стаканы. Еще одно кресло, на котором сижу я, и стулья для офицеров. У входа — питьевой бачок, который используется для мытья рук и губ после приема пищи. В проходе стоят два больших аккумулятора для питания переносной лампы над столом мистера Усэмы.
Как я впоследствии убедился, оборудование мэльги является типичным, а детали интерьера зависят скорее от вкуса хозяина, чем от оборудования да от количества жильцов. Офицеры живут по 3–4 человека в мэльге, солдаты — по отделениям.
Для солдат, конечно, кроватей не ставят. Постелью им служат два одеяла, одно из которых стелется на песок, другим укрываются. Простыни офицеры приобретают за свой счет, солдаты обходятся без простыней.
Пытаюсь вслушаться в разговор офицеров, но все слова сливаются, тем более, что говорят сразу два-три, а то и больше человек.
Рассматриваю офицеров. Все молодые, не старше 30 лет. Плотные, обмундирование чистое, лица приветливые, смуглые. Только один почему-то без усиков, наверное, оригинал. У остальных над губой тоненькие, тщательно подбритые, как шнурок с бантиком посредине, усы.
Из задумчивости меня вывел голос мистера Усэмы:
— Мистер Басили, кушать?
У меня уже давно сосало под ложечкой, но я смирился с мыслью, что останусь без обеда, поэтому радостно закивал головой. Офицеры вышли. Мы смотрели друг на друга и вежливо улыбались. Наконец мистер Усэма решился:
— Мистер Басили, понимай ви… э, э, — нет, ви понимаете не… э, э, э, — мистер Усэма смущенно развел руками. Я сделал то же самое и продолжал улыбаться.
И в последующие дни я улыбался. Это была единственная возможность показать, что я не глухой и не слепой. Не знаю, как выглядит моя улыбка, думаю, что не очень умно. Зато впоследствии узнал, что меня считают очень вежливым человеком. Как говорится, нет худа без добра.
Вскоре аскери (солдат) принес обед. Первое арабы не готовят, и это избавило меня от описания одного из блюд. На второе, которое нам подали первым, была фасоль с соусом, жареная баранина, какие-то жареные овощи типа наших кабачков, салат из помидоров и огурцов, отварной рис. На третье сырая вода. Впрочем, мистер Усэма сырой водой запивал все: и баранину, и рис, и помидоры. Все это, кроме теплой воды, имело какой-то кисловатый, не очень приятный привкус. О каждом блюде мистер Усэма справлялся: Карашо?
Я кивал и отвечал: «Хорошо», но через два часа после обеда снова захотел есть.