Товарищи, держите крепче знамя в руках! Вперед, за работу!» — так закончил свою речь Сунь Ят-сен. Затем он, указав на гоминьдановское знамя, призвал всех делегатов встать, и делегаты дружно совершили церемонию поклонения.
Многоголосый хор провозгласил:
«Первому конгрессу Гоминьдана десять тысяч лет!»
«Партии десять тысяч лет!»
«Китайской Республике десять тысяч лет!»
На этом Первый всекитайский конгресс Гоминьдана закрылся.
ВОЕННАЯ ШКОЛА ВАМПУ
Приехав в революционный Гуанчжоу, мы встретили здесь М. М. Бородина и своих товарищей по академии Яшу Германа и Володю Поляка занятыми напряженной работой, связанной с конгрессом.
М. М. Бородин заметно похудел, в волосах у него появилась седина. Тут было не до расспросов и долгих бесед. Мы сразу же были захвачены водоворотом событий и включились в общее дело. Передо мной, как на экране в минутном эпизоде, промелькнул озабоченный Цюй Цю-бо, с которым я познакомился еще в Москве, где он был в качестве корреспондента текинской газеты «Чэнь бао» и преподавал нам китайский язык.
Мы сразу же почувствовали напряженный ритм жизни наших товарищей в Гуанчжоу и-поняли,-что нам предстоит захватывающе интересная работа...
Сунь Ят-сен не располагал реальной силой, чтобы подчинить местных милитаристов революционному правительству Южного Китая. Он мог лишь пользоваться противоречиями между южными и северными милитаристами, чтобы, опираясь на давние революционные традиции населения Гуандуна, используя политическую и экономическую обособленность этой провинции, настойчиво проводить свою революционную линию.
Буржуазно-демократическое гуанчжоуское правительство по своему характеру было антиимпериалистическим. Сунь Ят-сен стремился осуществить чаяния широких народных масс. В этом ему активно помогали коммунисты, добиваясь, чтобы правительство более последовательно вело борьбу против иностранного империализма и внутренней контрреволюции. Правильно оценив справедливость в тогдашних китайских условиях изречения: «Есть армия — есть власть», Сунь Ят-сен создал на о. Вампу близ Гуанчжоу военно-политическую школу, которая стала кузницей командных кадров Национально-революционной армии.
Вскоре после конгресса Гоминьдана М. М. Бородин пригласил нас к себе, чтобы вместе поехать к Сунь Ят-сену. У Бородина мы застали Цюй Цю-бо и Мао Цзэдуна. Как я узнал позднее, Мао Цзэ-дун приходил к М. М. Бородину посоветоваться перед возвращением в Хунань, куда он отправлялся для организации крестьянских союзов.
В назначенное Сунь Ят-сеном время М. М. Бородин, Цюй Цю-бо, Николай Терешатов, Яков Герман, Владимир Поляк и я подъехали к его дому.
Сунь Ят-сен сидел в кресле, положив ладони крест-накрест на трость, и разговаривал с военным министром генералом Чэн Цянем. При нашем появлении он (поднялся, приставил трость к столу, на котором лежал его пробковый шлем, и сделал несколько неторопливых шагав нам навстречу.
Сунь Ят-сен, невысокий, коренастый, был одет в полувоенный френч. Известный портрет его в этом костюме точно передает сходство. Он просто, по-дружески, без лишних церемоний поздоровался с нами за руку. И наша застенчивость и связанность как-то сама собой прошла.
В короткой беседе Сунь Ят-сен ясно изложил нам суть своей программы. Злейший и самый сильный враг китайского народа —■ империализм. По принципу «разделяй и властвуй» империалисты подкармливают и натравливают друг на друга феодалов-милитаристов, которые только и существуют за счет этих подачек. Если мы выгоним из Китая империалистов, для нас не составит труда расправиться с внутренними врагами. Первые и неотложные наши задачи — сформировать революционную армию по советскому образцу, подготовить на юге страны достаточно надежный плацдарм для похода на север.
«Мы надеемся,— говорил Сунь Ят-сен,— что вы, накопившие богатый опыт в борьбе против интервенции иностранных империалистов, изгнавшие их из своей страны, передадите этот опыт нашим курсантам — будущим офицерам революционной армии».
После приема у Сунь Ят-сена М. М. Бородин обещал познакомить нас с генералом Чан Кай-ши, которого собирались назначить на должность заместителя начальника военной школы. Тогда предполагалось, что возглавит школу сам Сунь Ят-сен. Встреча с Чан Кай-ши по непонятным для нас причинам все время откладывалась. Потом Бородин сообщил нам, что Чан Кай-ши куда-то уехал. Нам не сказали правду, по-видимому, не желая подрывать в наших глазах авторитет будущего начальства; на самом деле Чан Кай-ши без ведома Сунь Ят-сена и Ляо Чжуи-кая выдал набранным для школы Вампу преподавателям и служащим выходное пособие, объявив им, что школа открыта не будет. А сам сбежал в Шанхай. Бегство этого деятеля, по-видимому, следует объяснить тем, что Чан Кай-ши еще не совсем ясно представлял себе в тот момент, какой клад для крупной буржуазии и для него лично попал к нему в руки. Кроме того, он опасался революционного авторитета коммунистов, поэтому должность начальника школы в то время казалась ему ловушкой.
Была еще и другая причина поступка Чан Кан-ши, на которую, как мне кажется, правильно указал генерал У Те-чэн, —обыкновенная трусость: Чан Кай-шн боялся, что находившиеся в Гуанчжоу милитаристы, в частности юньнаньцы, косо смотревшие на формирование школы Вампу, разоружат курсантов и в конце концов расправятся с ним самим.
«Не стоит держаться за этого труса,— говорил У Те-чэн Бородину.— Каждый раз, как только начинают сгущаться тучи, Чан Кай-шн, чтобы не подвергать свою персону опасности, дезертирует и отсиживается где-нибудь в безопасном месте. Так сбежал он и «а этот раз, так будет бегать и впредь. Надеяться на него нельзя». Как видим, истинную сущность Чан Кай-ши понимали даже правые гоминьдановцы.
Сунь Ят-сен, Ляо Чжун-кай и коммунисты отменили распоряжение Чан Кай-ши, и школа Вампу начала действовать. Вскоре Чан Кай-ши, подстрекаемый «политиками биржи», которые быстрее его разобрались в том, что за клад идет к нему в руки, счел за благо вернуться на свой пост.
Тогда мы, разумеется, не знали истинного политического лица Чан Кай-ши. Мы наивно думали, что политическим наставником Чан Кан-ши был Сунь Ят-сен. На деле же Чан Кай-ши «учился» у главы гангстеров Шанхая Чэнь Ци-мэя — дядюшки выдвинувшихся позже заправил реакционной гоминьдановской группировки, братьев Чэнь Ли-фу и Чэнь Го-фу.
Под руководством клики Чэнь Ци-мэя, которая выражала интересы чжэцзянских денежных тузов, прошла политическая выучка Чан Кай-шн. В самом начале своей политической карьеры Чан Кай-ши иополнил роль палача. В 1912 г. не кто иной, как он, убил видного революционера Тао Чэнь-чжэна, стоявшего на пути Чэнь Ци-мэя и его молодчиков, рвавшихся к власти в Чжэцзяне.
Однако подлое убийство Тао Чэнь-чжэна вопреки ожиданиям Чан Кай-ши отнюдь не подняло его на политические вершины, оно лишь покончило с одним из соперников Чэнь Ци-мэя в Чжэцзяне. После революции 1911 г. Чан Кай-ши появляется то в рядах шанхайских гангстеров, где „делает деньги” и прожигает жизнь в кутежах и разврате, то среди южных милитаристов и разбойничьих банд. Везде, где проходят банды, неизменно царят мародерство и насилия, гражеби и убийства.
Чан Кай-ши некоторое время подвизался в качестве маклера на шанхайской бирже в компании компрадоров, прошел курс науки у биржевых авантюристов и стал крупным, коммерсантом. Но счастье отвернулось от него, он потерпел финансовый крах. После 1922 г. на шанхайской бирже началась депрессия, не сулившая дельцам ничего хорошего, и Чан Кай-ши решил обогащаться при помощи политических спекуляций. Будучи беспринципным карьеристом, Чан Кай-ши всячески демонстрировал свою показную революционность, он всегда охотно распространялся о своей верности идеям Сунь Ят-сена и путем беззастенчивой демагогии сумел втереться к нему в доверие.