ГПУ указывает, что во главе организации стояли два лица — профессор Рязанцев и профессор Каратыгин, — между тем Рязанцев, перечисляя «костяк» организации не только не упоминает о Каратыгине, но и указывает, что его ближайшим помощником, «бывшим в курсе всего вопроса», был В. П. Дроздов, а не профессор Каратыгин.
Надо иметь в виду, что ни одного настоящего доказательства существования организации в деле нет, нет и ни одного документа, подтверждающего это. Существуют только «добровольные признания» — «показания» нескольких лиц, которые через два дня после опубликования их «показаний» были расстреляны. ГПУ все концы дела прятало в воду.
Сделаем попытку проанализировать далее эти показания.
«Фотергил предложил мне на первое время десять тысяч фунтов стерлингов, я его предложение принял», — говорит профессор Рязанцев. Следовательно, по крайней мере один раз («на первое время») от английской фирмы «Унион» в 1924 году он получил огромную сумму — десять тысяч фунтов стерлингов. Что же он с ней сделал?
Можно утверждать, что тайно разменять такую сумму на червонцы в условиях СССР невозможно. Но эта сумма была получена только «на первое время», то есть можно думать, что англичане платили еще. Кому же были отданы эти деньги? Неужели ГПУ не поинтересовалось этим? В дальнейшем имеется об этом только одно упоминание — в «показании» профессора Каратыгина, от 14 сентября, где сообщается, что профессор Рязанцев сказал ему, что у него, Рязанцева, есть пятьдесят тысяч рублей для оплаты вредительской работы и что деньги получены от английской фирмы «Унион».
В этом же «показании» говорится, что Рязанцев дал ему полторы тысячи рублей, а через некоторое время еще тысячу. «Таким образом, — резюмируется в показаниях профессора Каратыгина, — за свою вредительскую работу я получил от профессора Рязанцева всего две с половиной тысячи рублей».
По показаниям Рязанцева денег было десять тысяч фунтов стерлингов. В показаниях же второго «главы» этой организации пятьдесят тысяч рублей, то есть по официальному курсу сумма вдвое меньшая. Никакого объяснения этому противоречию в «материалах» нет, нет также указаний о дальнейшей судьбе этих денег. Сообщается только о двух с половиной тысячах, якобы полученных Каратыгиным за его пятилетнюю вредительскую работу, что составляет около сорока рублей в месяц. Отбросив моральную сторону дела, посмотрим, возможно ли, чтобы профессор Каратыгин соблазнился такой суммой? Кроме чтения курса, что одно должно было его обеспечивать, профессор Каратыгин занимал должность заместителя председателя научно-технического комитета при Наркомторге СССР. Несомненно, что по этой должности он не мог получать менее пятисот рублей в месяц. Несомненно также, что, занимая эту должность и будучи выдающимся специалистом холодильного дела, профессор Каратыгин мог, при желании, иметь приработок, гораздо больший его основного содержания, участвуя в проектировке новых сооружений и при этом ничем не рискуя.
Совершенно невероятно, чтобы в этих условиях старый профессор, шестидесяти восьми лет, соблазнился сорока рублями в месяц и не только продал свое имя, но и в течение пяти лет подвергал себя ради этих денег беспрерывному риску быть разоблаченным и, разумеется, расстрелянным.
Что такое сорок рублей в СССР? Каждый год реальная ценность советских денег падает; ко времени процесса десятирублевый золотой царского времени можно было с трудом купить за сто пятьдесят — двести рублей, следовательно, сорок советских рублей равнялись двум-трем золотым рублям. Вот сумма, за которую старик-профессор, занимавший выдающийся пост и вполне обеспеченный службой, решился, по его «признанию», продаться «иностранным капиталистам», в течение пяти лет рисковать жизнью, а на шестьдесят девятом году жизни пошел под расстрел…
Кто этому поверит?
В недавнем деле инженеров компании «Виккерс» повторялась та же история с деньгами.
Так, управляющий московской электрической станции инженер Крашенинников «сознался» в получении от компании «Виккерс» взятки за вредительство в размере пятисот советских рублей. Крупный инженер-электрик Зорин — тысячи рублей, председателя «Электроимпорта» инженера Долгова «соблазнили» тремя тысячами рублей и т. д. В 1932 году эти деньги представляли еще меньшую ценность, чем в 1930 году, и могли равняться нескольким пудам ржаной муки.
Надо думать, что ГПУ вынуждено прибегать к таким «расценкам» при фабрикации вредительских процессов, так как отчеты о них читаются за границей. Тут ГПУ попадает в круг противоречий, созданных искусственным курсом червонца. Иностранцы при приезде в СССР меняют свои деньги по официальному курсу и получают за фунт стерлингов меньше червонца, за доллар — меньше двух советских рублей, то есть буквально копейки. Для того чтобы оставить иностранцев в счастливом заблуждении о высокой стоимости червонца, товары им отпускают в особых магазинах — «Торгсинах», где они могут купить все что угодно и по очень низким, но валютным расценкам. Очевидно, чтобы не смущать иностранцев, этот официальный курс червонца принимается ГПУ и при оценке «вредительской» работы, при этом нарочито «забывают», что эти деньги в руках тех, кому ГПУ приписывает их получение, имеют совсем другую, ничтожную ценность. Получается нелепость, бьющая в глаза гражданам СССР, зато для иностранцев сохраняется видимость правдоподобия. Если бы ГПУ решило при фабрикации «вредительских» процессов с участием тысяч высококвалифицированных вредителей оценить «покупку» этих специалистов иностранными фирмами сколько-нибудь реально, пришлось бы оперировать десятками миллионов рублей. Тут обнаружилось бы неправдоподобие с другой стороны. В СССР, где все в руках государства, никакое тайное общество не могло бы сколько-нибудь тайно оперировать такими суммами, и так же очевидно, что никакая иностранная фирма не могла бы такие деньги тайно ввезти в СССР и расходовать, не проводя по книгам.
Несомненно, что опыт 1930 года, когда ГПУ несмело и неопределенно выступило с заявлением, что английская фирма «Унион» перевела на вредительство крупную сумму — десять тысяч фунтов стерлингов «на первое время», был явно неудачен. В дальнейшем ГПУ предпочло оперировать гораздо меньшими суммами — двадцать пять тысяч рублей от рыботорговой фирмы Ванецова (в том же процессе) — и затем снизило суммы подкупов до смешного, как в процессе английских инженеров.
Кроме указанного вопроса о деньгах, «показания» профессора Каратыгина сводятся к тому, что вовлечен он был во «вредительскую» организацию профессором Рязанцевым в 1925 году и состав ее знал только со слов Рязанцева, но при этом он называет Эстрика С. Г., Денисова И. И., Петрова и Тихоцкого К. П., то есть не упоминает Левандовского и Дроздова, указанных Рязанцевым, но говорит о Петрове и Тихоцком К. П., которых не называет Рязанцев, так что состав «костяка» получается иной. Деятельность этой группы он определяет так: «Организация стремилась путем торможения холодильного дела доказать правительству СССР необходимость привлечения иностранного капитала», то есть и он, второй «руководитель» организации, ничего не знает о вредительстве в рыбном, консервном и плодоовощном деле.
Совершенно неожидан и непонятен конец показания профессора Каратыгина: «Кроме того, сообщаю: в области сельского хозяйства проводилось планомерное и систематическое вредительство контрреволюционной организацией, в которую входили: профессор Дояренко А. Г., профессор Чаянов Л. В., профессор Кондратьев Н. Д., профессор Огановский Н. И., Макаров Н. И. Эта вредительская организация состояла из отдельных вредительских групп. В частности, такая вредительская группа была в ВСНХ СССР, в которую входили: Соколов А. А., Каратыгин Е. С. (т. е. он сам), Однокозов И. А., Кафенгауз Д. Б., Огановский П. П., Вышневецкий И. М., Лосицкий А. Е.».
Так, «кроме того», между прочим, он упоминает имена крупных русских ученых и, в частности, называет свою фамилию, словно перечисляет участников научного съезда, а не тайной организации, решившей уморить голодом 160 миллионов населения СССР.