Первого марта 1939 года я покинул Мюнхен. Я навсегда простился с городом, в котором жил и работал десятки лет, в котором испытал радость и горе, как это бывает в жизни, и в котором я надеялся когда-нибудь спокойно умереть. Национал-социалистическое государство проявило великодушие и разрешило мне взять с собой в дорогу десять марок и чемодан с носильными вещами и бельем — поездка в неведомое, навстречу приключениям. Однако я не жду приключений, я настроен печально. Несмотря на все унижения и опасности, испытанные в этом городе, мой шаг — болезненное расставание; прощаться с более удачными годами прежней жизни тяжело, к тому же пришлось распроститься с некоторыми дорогими мне людьми. Я никогда не забуду, что многие, несмотря на все дискриминационные меры, не отвернулись от меня и тем самым восстали против всепоглощающей экспансии тоталитарного государства. Они воспротивились его бесчеловечности. Правда, их сопротивление было пассивным. Мне кажется, все дело в том, что немногочисленная элита не признающих насилие противостоит столь же малому числу действительных сторонников насилия. Однако сторонники насилия благодаря примитивной силе овладевают массами, в то время как положение другой стороны безнадежно. И все же я уверен: это значит, что насилие не может победить и что Господь на стороне гонимых, а не на стороне преследователей.
Хотя мои документы, документы еврея, документы высылаемого лица, были в полном порядке — правда, могут ли такие документы быть действительно в порядке? — на границе меня задержали эсэсовцы. Я снова имел возможность убедиться, как горька и недостойна человеческая беспомощность, в которой оказываешься перед любым жестоким или всего лишь рутинно-бюрократическим произволом даже низшего носителя административной власти. Начав свой путь изгнанником, я чуть было не закончил его заключенным, конвоируемым в концентрационный лагерь. А потому страна по ту сторону границы представлялась мне местом великой свободы. Но вот после нескольких часов полного тревог ожидания и унизительных придирок я получил разрешение перейти на чехословацкую сторону. Я был свободен — с десятью марками в кармане.
На вокзале в Праге Якоб Литтнер растерялся и ощутил себя неприкаянным. Говорят, что Прага — красивый, старый город, город, в котором есть что посмотреть. Надо было как-нибудь съездить сюда! Раньше, в спокойные времена! В момент прибытия прекрасный город кажется ему совершенно жутким, он напоминает густой неведомый лес, в который нужно войти, не зная дороги. В отделении банка на вокзале он меняет деньги, и проворный меняла с презрительным жестом дает ему за немецкую купюру чешские кроны. Первый успех придает уверенности. Любитель приключений склонен ставить все на одну карту. Литтнер берет на все деньги такси и едет в отель. Он снимает комнату и располагается. Его дела не так уж плохи. Ему удалось немного перехитрить СС. Он не может сдержать улыбки, когда думает о том, что эта хитрость удалась именно благодаря его профессиональным знаниям. В его чемодане было несколько старых писем. Никто не обратил на них внимания. Однако на них были ценные марки, и теперь он может их продать. Литтнер надеется, что ему удастся осесть в Праге. Он встречает людей, которые с ним приветливы. Однако Прага полна беспокойства и страха. С севера над чехословацким государством как страшная гроза нависает Рейх. Литтнер пытается получить португальскую визу и транзитную французскую визу. Но уже слишком поздно.
Настроение в Праге подавленное. Люди, которых я прошу помочь мне остаться здесь на более долгий срок, сами подумывают об отъезде. Многие смотрят на меня как на идиота из-за того, что я решил бежать именно к ним. Они не могут даже представить себе, насколько мала была для меня возможность выбирать свое будущее. Слухи усиливаются, и 14 марта город, похоже, начинает охватывать паника. Все ждут вторжения Гитлера. В моем отеле вечером никто не ложится спать. В пять часов утра слухи становятся фактом — немцы заняли Прагу.
Мы пошли на Вацлавскую площадь. Она была темной от множества униформ, местные немцы махали флажками со свастикой и с невероятным восторгом приветствовали немецкие войска. Мне бросились в глаза воинственно настроенные штатские в белых чулках, и мне сказали, что белые чулки уже давно являются тайным, но всем известным знаком национал-социалистов среди здешних немцев. В выходящих на площадь улицах толпятся чехи — словно потерявшиеся дети. С одной стороны слышатся грохот марширующих сапог и крики «хайль!», с другой — с трудом сдерживаемые рыдания. Вот еще один великий день, исторический день! Но поскольку я не принадлежу к числу победителей и не ослеплен победой, я хочу быть как тот фарисей во храме: «Боже! Благодарю тебя, что я не таков, как прочие люди». Чехословацкое государство рухнуло. Последствия не может предугадать никто. Германия нарушила Мюнхенское соглашение и бросила вызов державам, подписавшим его. Быть может, Германия сделала сегодня первый большой шаг навстречу еще неизвестной судьбе. Кто сеет ветер, пожнет бурю! Возвратившись в отель, я обнаруживаю, что он занят. В нем царят новые господа — в коричневой униформе. Номера необходимо освободить до трех часов дня. Я собираю чемодан и отправляюсь на вокзал. Да и куда я пойду, беженец, как не на вокзал, а потом все дальше и дальше — как Вечный жид!