Сегодня в гетто вошли три немецких солдата. Сперва началась обычная паника. Их приняли за эсэсовцев. Однако я увидел, что это были солдаты вермахта, а потому остался стоять перед домом, когда все бросились врассыпную. Эти трое спросили меня, почему все разбегаются. Они ведь никому ничего не делают. Один из солдат хотел показать двум другим, как живут евреи. Я сказал: «Евреи живут так же, как и все другие люди, если только им дают жить по-человечески». Тогда солдаты вежливо спросили, можно ли войти в дом. На нашем столе лежало полбуханки хлеба. «Так все-таки еда у вас кое-какая есть», — сказал один из солдат. Похоже, они представляли себе дело так, будто есть нам уже просто совершенно нечего. Присоединившаяся к нам Янина показала им фотографию Митека и пожаловалась, что его расстреляли. В ответ она услышала: «Ему хорошо, для него уже все кончилось». После всего этого они очень вежливо поблагодарили меня и пошли дальше. Они удалялись, довольные тем, что видели достопримечательность, остатки вымирающей расы.
В Збараже и прилегающих селениях расклеены большие плакаты с надписью: «За укрывательство евреев — смертная казнь». Никто не должен ускользнуть от палача. Тайники в еврейских домах потеряли всякий смысл, потому что они уже известны карателям. Теперь мы отправляемся по ночам с кирками и лопатами в лес и зарываемся в землю. В темном кустарнике мы словно муравьи, старательно складывающие муравейник. Иногда украинская полиция стреляет наугад, на звук, услышав нашу возню.
Мы сидели в норе и разговаривали. «Бог нам поможет», — сказал я. Аптекарь ответил с ожесточением: «Ну и где же он, ваш Бог, господин Литтнер?» Ночной ветер пел в листве деревьев свою древнюю песню. Над лесом сверкали звезды. За лесом подстерегала одетая в мундир смерть. Я ответил: «Бог здесь, с нами». Профессор Гальперн спросил в отчаянии: «А как Он может нам помочь, каким образом?» Я ответил: «Это тайна». В гетто закричала женщина.
Булочник Л. доставляет жителям гетто муку и хлеб. Внакладе он не остается. Сегодня он был у нас и предложил творога. Неожиданно мне пришло в голову спросить его, не может ли он помочь нам спастись. Он раздумывал. Я пообещал ему вознаграждение. У него, сказал булочник, нельзя, у него семеро детей. Но он подумает. Не Господь ли послал нам булочника в последнюю минуту?
Булочник объявился снова и сообщил, что ему удалось найти для нас подходящее место. Он вполне обычный человек. Но для нас он был ангелом. Янина пошла с ним, чтобы договориться с людьми, которые были готовы принять нас. Когда Янина вернулась, она рассказала удивительную историю. Б., польский дворянин, известен в городе как ярый сторонник фашизма. Он владеет расположенным на окраине города особняком с роскошным садом. Однако в городе знают, что, несмотря на прекрасное имение, у него в кармане ни гроша. И чтобы раздобыть денег, он, фашист, согласился спрятать у себя нас, евреев. Янина с ним договорилась. Нас там ждут.
Чтобы не привлекать внимания, мы выходили из гетто поодиночке. Расставание тронуло наши сердца. Один из тех, кто пожимал на прощание мою руку, показал мне яд, который он всегда держит при себе, как последнюю надежду. В условленном месте за пределами гетто нас ожидал булочник. Он и проводил нас к тому, кто был готов стать нашим спасителем.
Дом находился в саду, вдали от гетто, а для меня он находился словно в другом мире, в исчезнувшем мире, в котором, возможно, когда-то жил и я. Теперь, казалось, я попал в оазис, пройдя через ужасную пустыню. Я ждал хозяина дома в красивой, большой, хорошо обставленной комнате. Может быть, комната вовсе и не была такой уж красивой, большой и хорошо обставленной; пожалуй, в ней что-то было не в порядке, что-то производило странное впечатление и позволяло предполагать, что и хозяин ее несколько странен, но после лачуги, из которой я пришел, и в тот момент, когда здесь должен был появиться мой спаситель, это жилище казалось мне оплотом спокойствия и образцом уюта и благополучия. Сквозь раскрытые окна можно было видеть сад, роскошный в разгаре лета. Мое внимание привлекло множество цветов: на высоких стеблях цвели розы, клумба петуний под яркими лучами солнца казалась пестрым ковром, а в отдалении старые яблони отбрасывали уютную тень. Но вот в комнату вошел Б. Он был высокий и худой, аристократической внешности, но какой-то надломленный, и от него исходило беспокойство. Он рассматривал меня холодным и в то же время бегающим взглядом. Мы обменялись любезностями. Деловые переговоры относительно условий нашего пребывания Янина с ним уже провела. Деньги были переданы. Теперь Янина добавила еще буханку хлеба и костюм своего покойного мужа. Б. взял то и другое, с достоинством, но все же как-то мучительно. Все, что у нас еще оставалось, мы отдали булочнику.