— Выходит, вы все же смогли перейти черту?
— Нет, я всего лишь переключился на другие правила.
Покончив с постелью, я уселся перед стариком и с сожалением посмотрел на него.
— Жалко мне вас Пазикуу.
— Не стоит. Я счастлив, что у меня появилась возможность принять вас в моем доме. Так у меня рамок меньше.
Я попросил его рассказать, хотя бы в общих чертах, в чем заключается их «заключение» (каламбур!)
— Это лучше сделать за чашечкой кофе, как вы считаете?
Пазикуу вернул мне дневник.
Мы перебрались на кухню. Чувствуя неловкость, я все-таки напялил на себя пижаму, хотя привык по утрам зажигать в трусах.
Завтрак состоял из поджаренных кусочков хлеба под расплавленными сырками, на которые была посыпана какая-то зелень. Кофе оказался таким же превосходным, только уже с молоком и сахаром, как я и люблю.
Он начал с того, что описал вкратце их «ячейку общества», то есть семью (Пазикуу настолько был «болен» Землей, что все время пользуется высказываниями Ленина, Фрейда, древних философов, поэтов и прочих ученых мужей, когда-либо живших на моей планете). С первого взгляда их семьи ни чем не отличаются от наших: один муж, одна жена, дети. Многоженство, сексуальные меньшинства давно себя изжили, потому как «большинство» на протяжении многих тысячелетий сделало свое дело, будь это всеобщее порицание, сложности во взаимоотношениях с «нормальными» или законы, запрещающие ту или иную деятельность.
Но это не значит, что их совсем не осталось. На четыреста миллиардов (!) населения всего несколько случаев. И то, они считаются больными, как сейчас на Земле считают больным человека, склонного к педофилии, хотя в древние времена ее находили обыкновенным делом, даже среди известных в то время личностей. В том, что это психическое заболевание, ни у нас, ни у них сомнений не вызывает. Семья здесь — самое дорогое в жизни, но, не смотря на это, мало кто решается ее завести. Одиноких гораздо больше. В основном благодаря матерям-одиночкам население продолжает расти. А рожают они не сами, поскольку в процессе эволюции совершенно разучились это делать. Такому обстоятельству способствовала перестройка всех систем организма, связанная с укладом жизни, где немаловажным фактором выступил дефицит времени. Все свои двигательные функции, которые и без того стали минимальны, они бросали только на работу. Остальное: работа по дому, забота о потомстве, занятие спортом и отдых перешло роботам и препаратам, способным накачивать мышцы, повышать тонус и даже отключать, расслаблять участки, нуждающиеся в передышке.
Все это, конечно, здорово экономило время. Люди стали меньше болеть, дольше жить (до трехсот лет!), но при этом разучились рожать. Теперь дети появляются на свет в «ячейках», где с открытием «нового закона притяжения у частиц с повышенной плотностью» они могут воссоздать условия, схожие с внутриутробным развитием.
Здесь я его перебил. Заставил ответить на уже давно мучивший меня вопрос, возникший в ходе рассказа.
— В вашей стране нет секса?
Пазикуу улыбнулся.
— Это легко было сказать при социализме в вашей другим и судить потом за не выплату алиментов своих.
— Ну!
Похоже для старика начиналось откровение. Но он пересилил себя.
— Есть!
У меня так и напрашивалась непристойная рифма, но тоже сдержался.
— Есть, — повторил он. — Но не у всех. Природа как-то пронюхала, что больше не нужна в этом деле и добрую половину населения сделала неспособными.
— То есть, импотентами и фригидными.
— Да, зачем тратить время на секс, если его и так не хватает.
— Ну, вы даете! — удивился я откровенно. — Променять оргазм на часы, хоть и золотые! Я теперь немножечко начал понимать. Вы нас считаете сейчас, все равно что, обезьянами, которые могут везде, всегда и со всеми. Так?
— Вы неправильно выразились…
— Но смысл-то тот же?
Впервые за время разговора Пазикуу не знал что ответить. Он смотрел на меня как ребенок, хлопал глазами.
Тут я над ним сжалился.
— Ладно, об этом позже поговорим, когда будете готовы. Дальше что?
Он только этого и ждал. Видимо тема для него действительно оказалась болезненной. Живет почти как человек, а такие радости только в книжках переживал, да и то, наверное, только в наших.
Дальше было еще страшнее. Судов, как таковых, у них нет, поскольку надобность в них постепенно отпала. Если находился потенциальный преступник, тот, следуя правилам, добровольно шел лечиться. И если он все-таки грохнул кого или ограбил, то его не казнили, а отправляли в то же лечебное заведение. Все преступления у них считаются следствием психологического расстройства. Следовательно, нельзя такого человека называть злодеем — он больной.