Записная книжка комиссара

Мы тепло простились с бойцами, наши мотоциклы, приглушив моторчики, двинулись дальше.

— Теперь легче будет, — проговорил Николай Томзов. — Встретим кого, будем направлять в роту Светлова.

Много таких рот было сформировано в эту ночь и назавтра. Они обрастали все новыми одиночками и группами, еще вчера потерявшими в отступлении свои подразделения, своих командиров. Усталые, голодные, подавленные поражением, люди тянулись к боевой организации — лишь бы снова быть в строю, давать отпор ненавистному врагу, бить его.

Пополнялись эти новые формирования и с тыла. Все, кто были способны носить оружие, — выздоравливающие в медсанбатах и госпиталях, работники складов, писари, повозочные (их решили оставлять одного — на трое саней), — все они направлялись в роты и батальоны, где-то поблизости занимавшие оборону, готовящиеся к контрнаступлению… В лесной глуши, сплошь и рядом простреливаемой минометным и артиллерийским огнем и авиацией противника, в непосредственной близости от его подвижных передовых танковых отрядов, шло формирование — скрытное, быстрое, энергичное, сразу же, с первых встреч и разговоров нацеленное на близкое и неизбежное наступление.

Комиссары. Политруки. Политбойцы

В эти дни особенно важна была роль комиссаров и политруков.

Главная наша задача состояла в том, чтобы сразу же взять правильный — спокойный и уверенный — тон. Каждый солдат и офицер всем сердцем должен был осознать, что мы обязаны вернуть Тихвин и что сделать это возможно, что немцев можно бить, если противопоставить им силу нашего наступательного порыва, помноженного на умение.

Комиссаров, политруков всегда недоставало — они вели за собой в бой, первыми поднимались в атаки и часто, очень часто выбывали из строя… В те дни и появились в частях политбойцы.

Скромное это звание пришло к нам с времен гражданской войны. В Первой Конной армии Буденного, в дивизиях Фрунзе, Чапаева, Блюхера так именовали самых верных и самоотверженных солдат революции — большевиков. Теперь это были их сыновья и внуки — рядовые красноармейцы-коммунисты, боевые, смелые, авторитетные в своем взводе или роте. Никаких документов, никаких знаков различия им не полагалось. И никаких прав, кроме единственного права и единственной обязанности — быть всегда и во всем впереди. Политбоец по распоряжению, а часто и по своей инициативе заменял выбывшего из строя политрука… Подбору и назначению политбойцов уделяли мы особое внимание. Они становились опорой командира и политрука, из них в будущем вырастали и комиссары.

Я вспоминаю одну из встреч тех дней… Вновь сформированная рота была уже приведена в порядок, окопалась немного, разместилась у перекрестка дорог. Группа бойцов, которую назвали ударной, готовилась к разведке боем. Вместе с новым командиром роты и политруком мы подошли к бойцам.

— Ну, как жизнь на новом месте? — спросил командир, присаживаясь на пенек. — Как жизнь-то?..

— Живем правильно, товарищ командир! — ответил пожилой солдат. Он сидел на куче еловых веток, опираясь на винтовку. Каска, сдвинутая почти к затылку, открывала высокий лоб, спокойный взгляд. — Живем правильно, — медленно повторил он и, как бы заканчивая прерванный разговор, добавил: — Пришли, посидели и хватит. Обратно на Тихвин быстрее придем, дорога теперь знакомая… Верно я говорю? — неожиданно обратился он к молоденькому солдату в непомерно большой каске, сползающей на глаза. — Правильно, служба? — повторил он.

Вокруг засмеялись. Солдат смущенно улыбнулся:

— Верно…

— То-то!.. Глаза каской не закрывай, пригодятся…

И завязался добрый, бодрящий солдатский разговор — лучшее свидетельство хорошего боевого духа и настроения.

Я подсел к пожилому бойцу. Мы познакомились. «Егор Иванович, — назвал он себя по-граждански и добавил: — Волков… с Урала». Я спросил, коммунист ли он. «Обязательно», — ответил Егор Иванович и рассказал, что в партию вступил в первый день войны, на заводе: «Коммунистом легче на фронт отпустили».