– Так значит… значит он шпионил за мной по твоей просьбе!
– Нет! – возмутился он. – Я бы никогда не стал ограничивать твою свободу!
– Зачем ты тогда сейчас явился?
Он опустил голову вниз, помолчал, а потом решил, что терять ему уже нечего.
– Я соскучился по тебе. Не могу больше без тебя жить. Слишком пусто. Вот здесь, – он прижал руку к сердцу и взглянул на нее. – Я люблю тебя. Уже очень давно. И очень сильно.
Он мог бы рассказать, какое удовольствие ему приносили чаепития с ведьмой. Как ему нравилось противостояние их умов в спорах. Как он понял, что ни возраст, ни страшное лицо не помешали ему влюбиться в эту удивительную женщину. И как изумился, когда понял, что знакомый магический фон идет от обнаженной девушки. Как он не спал ночами, когда она убежала и след ее ауры потерялся в гномьих горах. Как корил себя, что не сказал ей, не удержал, что его сковали глупые рамки приличий… через которые он так и не смог переступить. Какое отчаяние было в ее глазах, когда она прибежала за помощью, и как он мучился от того, что она не получила того, чего была достойна. У него даже цветов не было, а только фамильное кольцо.
А еще он бы мог рассказать, какая нежность его охватывала, когда он к ней прикасался. Как корил себя после той, первой ночи, что не смог подарить своей герцогине сказку. И как больно ему было, что она обращает внимание на что угодно, кроме него, и даже за завтраком он удостаивался только безразличного «Доброе утро». А ведь он следил, подмечал каждую мелочь, и для него это было естественно – заботиться о ней и делать так, чтобы ее жизнь была приятной и легкой. Она запнулась о ковер на лестнице – его тут же убрали. Она предпочитает горячее молоко, а не какао? Кухня тут же получает распоряжение. Она хочет нанять своих сокурсников? Он пишет ректору и требует отпустить всех, кто ей нужен. Она хочет учиться – да, пожалуйста! Он приходил каждый вечер в спальню и ждал, тщетно надеясь, что она его позовет...
Но он ученый, а не поэт. И высказать все это он не мог. Просто замер, прикусив губу, и с отчаянием глядя, как его любимая жена ходит туда-сюда, задумчиво наморщив лоб.
Он просто не может больше без нее. Даже лаборатория стала не мила.
– Очень сильно любишь, говоришь? – переспросила она.
Он кивнул...
Я смотрела на удивительного мужчину, на его светлые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Не стригся, наверное, потому что мне длинноволосые нравятся. Он потупился, но совсем не выглядел смешным. Я видела, как он на равных спарринговал с Дорианом на мечах, что к его мнению прислушивается император, а непробиваемый ректор Ромашкинской школы не может отказать.
А рядом со мной Филипп смущается и становится робким, как подросток. Мы действительно не поняли друг друга. Просто не поняли.
Вдруг мне вспомнилось, как приятно было просыпаться в его замке. Каждое утро на соседней подушке лежала либо веточка лаванды – если вчера я сильно волновалась, или букет свежей мяты, или розочка. Я думала, что это горничные, но сейчас… перед внутренним взором всплыли все мелочи, все приятности, на которые я не обращала внимание, гордая своей ролью герцогини. Бухгалтерия? Управление замком? Только сейчас я поняла, что бывший соученик не просто так мне помогал. Учеба… Учебный план...
Жизнь ведь состоит из ежедневных мелочей, а не из Великих Миссий, разве не так?
Я подошла к Филиппу, заправила прядь волос, чтобы не мешала. От моего прикосновения он вздрогнул.
– Поцелуй меня, – попросила я.
...Никогда мне не забыть эту сумасшедшую радость в его зеленых глазах.
450. На этом, пожалуй, я закончу свои записки. Ведь я уже не попаданка, а герцогиня Гренандинская. А это уже совсем другая история.
Конец