Говоря вообще, позиция русских не имела никакой глубины. Продольные сообщения, естественно, были очень плохи и легко обнаруживаемы с японских наблюдательных станций на холмах левого берега реки. Как только фронт был прорван в каком-нибудь месте, русским не оставалось другого выбора, как постараться отступить по единственной дороге. Этот недостаток относится не только к позиции, занятой Засуличем, но также и к позиции Кашталинского, которая была атакована. Я предполагаю что Засулича будут осуждать за то, что он не предугадал места, где японцы совершили переправу, и не принял мер к соответствующему сосредоточению своих сил. Ясно, что, поступив таким образом, он, по крайней мере, удвоил бы весьма слабый шанс русских на успех. Конечно, сооружение японцами шести мостов могло бы служить ему более чем намеком на тот пункт, где противник собирался переправиться. Русским, во всяком случае, было известно о существовании трех мостов, по которым они стреляли. Но если даже и тогда было место для сомнений, то в полдень 30 апреля, когда двадцать японских гаубиц послали через реку свой наглядный привет, нужно было прийти к определенному заключению, что Чиулиенченг и его окрестности будут полем сражения. Ведь 12-сантиметровые гаубицы трудно перебрасывать с места на место для демонстраций! Сами гаубицы хотя и не тяжелее полевых орудий, но их парки гораздо тяжелее полевых и потому менее подвижны. Гаубицы требуют соответственных платформ, да и не употребляются обыкновенно для демонстраций. Кроме того, 12-я дивизия уже переправилась на рассвете через р. Ялу, и несомненно, что нужно было ждать ее попытки соединиться с остальными частями армии где-нибудь поблизости от места слияния рек Ялу и Айхо.
Я уверен, что Засулич был бы вполне прав, если бы сосредоточил главные силы своего отряда для непосредственной поддержки Кашталинского в ночь на 30 апреля. Но, с другой стороны, нужно вспомнить, что до последнего времени у русских были основания опасаться высадки у Антунга. Этот случай служит превосходным примером влияния морских операций на сухопутную стратегию. Все-таки можно допустить, что вся Первая армия только демонстрирует и, как только закончится сосредоточение русских сил у Чиулиенченга, отдельный японский экспедиционный отряд поднимется вверх по реке от Чиннампо к Антунгу и отрежет русских от Фенгхуангченга. Но не нам приходится критиковать русских, пусть мою критику докончат те, которые уверены, что поступили бы лучше. Одно обстоятельство не допускает сомнений. О результатах этого сражения нельзя судить, не принимая в расчет силы сторон, влияние местности, количество орудий и людей, взятых в плен, и прочие материальные условия.
Ко времени объявления войны японцы представляли грозную силу. Они были храбры, дисциплинированы, полны энтузиазма, хорошо обеспечены офицерами и хорошо организованы. Они полагали, что русские слабы в некоторых отношениях. Однако в глубине души у них все-таки было смутное опасение, что европейцы окажутся на поле . сражения лучше их. Это неопределенное чувство страха перед европейцами теперь исчезло, и исчезло навсегда. Некоторые мыслители предлагали фаталистическое учение о том, что войны, победы и поражения предопределены заранее, что совокупность бесконечно незначительных самих по себе действий, чувствований и мыслей сотен тысяч вестных друг другу людей приводит к неизбежному результату триумфа или поражения для их стороны и что так называемые великие полководцы служат в истории скорее для обозначения того или другого мирового явления.
По моему мнению, следовать учениям этих теоретиков опасно. Я еще допускаю, что страна может иметь гениальных, хороших или плохих генералов, т.е. у народа высоких качеств должны найтись и отличные генералы и наоборот. Но гениальный полководец уже не одно заглавие его эпохи: он сам создает историю. Однако его не было на маньчжурских полях сражений. Неспециалисты еще могут быть приведены в восхищение подвигами Куроки, но мы, военные, не должны забывать критики. 25 апреля японцы с подавляющими численно войсками стояли против врага, разделенные лишь двумя реками, и соотношение сил было им хорошо известно. Однако они не решились на энергичный шаг, пока все их сложные приготовления не были закончены. Пусть немцы всем этим восхищаются, если им это угодно; но это не применение принципов Мальборо (Marlborough), Наполеона или Ли, благодаря которым они создали себе бессмертную славу. В тот день, когда японцы встретятся с действительно первоклассным полководцем, страсть к принятию бесчисленных мер для безопасности операции может послужить причиной поражения наших осторожных маленьких друзей.
Благодаря счастливой случайности мне удалось побеседовать с подполковником Курита (Kurita), который сообщил мне некоторые подробности о попытке русской кавалерии прервать японские сообщения в Корее. Подполковник Курита, штаб-офицер, заведовал этими путями сообщений в штабе армии, и его рассказ послужит дополнением к описанию сражения на р. Ялу. Русский подполковник Моториров (Motoriroff){15} был отлично известен японскому разведывательному бюро благодаря своим многочисленным поездкам по Северной Корее с целями разведки страны перед войной. 10 мая, когда штаб Первой армии все еще находился в Антунге, получено было донесение, что город Аньчжу окружен неприятелем. К этому времени сообщения Первой армии планировалось перенести из Кореи на Антунг, где намеревались устроить базу, а старая коммуникационная линия передана особым войскам, предназначавшимся для формирования особой, оккупационной армии в Корее. К этому времени в штабе Первой армии не имелось никаких сведений о величине гарнизона, оставленного в Аньчжу, и генерал Куроки вначале был этим страшно озабочен; в особенности потому, что хотя приказ о перемене линии сообщения уже отдан, однако было известно, что значительное количество весьма ценных запасов еще не было убрано из этапных магазинов старой линии.
Впоследствии выяснилось, что гарнизон Аньчжу состоял из семидесяти пехотных резервистов под командой капитана; кроме того, в городе находились унтер-офицер и восемь нижних чинов интендантского ведомства; один интендантский чиновник с унтер-офицером и переводчиком занимались очисткой риса, пять солдат и два жандарма наблюдали за кули; кроме того, там были пять почтальонов, девять телеграфистов, доктор, аптекарь и пятьдесят завербованных кули. Ружья убитых при р. Ялу были отосланы в г. Аньчжу, и кроме вышеупомянутого разношерстного гарнизона могло найтись не более тридцати человек, умевших стрелять. Таким образом, гарнизон г. Аньчжу насчитывал всего не более 100 ружей! Трудно найти более убедительное доказательство пользы всеобщего военного обучения или нагляднее понять, как низко упала военная доблесть британцев со времени Азинкура и Креси. Из 75 японцев, людей самых различных профессий, нашлось 30, которые умели обращаться с ружьем. Интересно бы было знать, сколько британцев из такой же смешанной компании могли бы различить приклад от дула ружья! Я думаю, что по примерному подсчету один из пяти.
К вечеру 9-го на пост дошел слух, что неподалеку находятся русские, однако подтверждения этому не последовало. Так как давно уже ходило много подобных слухов, и они не подтверждались, то этим сведениям не придали значения. Впоследствии узнали, что подполковник Моториров (Мадритов?) спустился сюда с 500 казаками и благодаря знанию местности и дорог сумел избежать столкновения с японцами.
Город Аньчжу был окружен старинным валом, немного напоминавшим валы Фенгхуангченга. В обоих случаях вал достигал 30 футов высоты и представлял продолговатую фигуру размерами около 300 и 200 ярдов. Внутри имелся как бы прикрытый путь, так что люди, стреляя из-за валов, были прикрыты до высоты плеч. В Аньчжу имелось семь широких ворот.
Вскоре после рассвета появился противник, двигаясь на конях в направлении к восточным воротам. Пост открыл по нему огонь, заставил его задержаться и дал этим время капитану собрать своих 100 стрелков и распределить их по разным воротам. К 7 ч. утра противник увеличился в числе и около 200 казаков появились на холме, примыкавшем к Аньчжу с востока. Против этих 200 было только 30 японцев, рассыпанных вдоль части ограды. Спустя несколько минут после 7 ч. утра 50 русских кавалеристов пошли галопом в атаку на восточные ворота. Дорога, вдоль которой они скакали, в некоторых местах понижалась, и поэтому только несколько японских стрелков могли их обстреливать. Они открыли огонь пачками, и им удалось убить офицера и 4 - 5 его людей. После этого противник отступил, несмотря на то, что некоторые из казаков подскакали почти на 50 ярдов к воротам. Одновременно с этим другой отряд русских появился с севера и пытался сжечь мост через р. Чонгчун (Chongchun). Как раз там, в 800 ярдах к западу, вне валов укрепления имелся продовольственный склад, где были разгружены прибывшие по реке лодки. Посту из 8 человек было приказано охранять этот важный, но столь опасно удаленный склад. Три человека с этого поста вышли из-за укрытий и под сильнейшим огнем пытались потушить загоревшийся мост. Удивительно, что все они остались целы и вернулись в свои укрытия. Каждый из них впоследствии получил кэнджо (Kanjo), или почетный отзыв от начальника отряда.