Графиня Толстая говорила, что не желает умереть скоропостижной смертью: как неловко явиться перед Богом запыхавшись. По словам ее, первой заботой ее на том свете будет разведать тайну о Железной маске и о разрыве свадьбы графа В. с графиней С., который всех удивил и долго был предметом догадок и разговоров петербургского общества. Наводнение 1824 года произвело на нее такое сильное впечатление и так раздражило ее против Петра I, что, еще задолго до славянофильства, дала она себе удовольствие проехать мимо памятника Петру и высунуть перед ним язык! Когда была воздвигнута колонна в память Александру I, она запретила кучеру своему возить ее в близости колонны: «Не ровен час (говорила она), пожалуй, и свалится она с подножия своего».
Так равно, за много лет до учреждения обществ покровительства животным, она на деле выражала им свою любовь и деятельное покровительство. Дома окружена она была множеством кошек и собак. Наконец они так расплодились, что уже не было им достаточного помещения в домашнем ковчеге. Тогда разместила графиня излишество своего народонаселения по городским будкам, уплачивая будочникам известную месячную плату на содержание и харч переселенцев. В прогулках своих объезжала она свои колонии, приказывала вносить в карету к себе колонистов и, когда казалось ей, что они не довольно чисто и сытно содержаны, будочникам делала строгий выговор и грозила им, что переведет своих приемышей на другую застолыцину.
Муж ее, граф Варфоломей Васильевич, был не так оригинален, как жена, но тоже чудак в своем роде. Он имел несчастную для приятелей и вообще для слушателей своих страсть к виолончели; а в прочем человек был не злой и необидчивый. Имел он привычку просыпаться всегда очень поздно. Так было и 7 ноября 1824 года. Встав с постели гораздо за полдень, подходит он к окну (жил он на Большой Морской), смотрит и вдруг странным голосом зовет к себе камердинера, велит смотреть на улицу и сказать, что он видит на ней.
– Граф Милорадович изволит разъезжать на двенадцативесельном катере, – отвечает слуга.
– Как на катере?
– Так-с, ваше сиятельство: в городе страшное наводнение.
Тут Толстой крестится и говорит:
– Ну, слава Богу, что так; а то я думал, что на меня дурь нашла.
Генерал Костенецкий почитает русский язык родоначальником всех европейских языков, особенно французского. Например, domestique явно происходит от русского выражения дом мести. Кабинет означает как бы нет: человек запрется в комнату свою, и, кто ни пришел бы, хозяина как бы нет дома. И так далее.
Последователь его, а с ним и Шишкова, говорил, что слово республика не что иное, как режь публику.
Шамфор в своих «Анекдотах и характерах» рассказывает между прочим следующее. Императрица Екатерина пожелала иметь в Петербурге знаменитую певицу Габриелли. Та запросила пять тысяч червонцев на два месяца. Императрица велела сказать ей, что она подобного жалованья не дает ни одному из фельдмаршалов своих. «В таком случае, – отвечает Габриелли, – пускай ее величество своих фельдмаршалов и заставляет петь».
– Почему не напишете вы романа? – спрашивали NN. – Вы имели столько случаев узнать коротко свет, жизнь и людей, ознакомились с обществом на разных ступенях; имеете наблюдательность и сметливость.
– А не пишу романа, – отвечал NN, – потому что я умнее многих из тех, которые пишут. Мой ум не столько произрастительный, сколько сознательный и отрицательный. Подобные умы знают положительно, чего делать они не могут.
Ум и умение – две вещи разные. У одного лежат дома ткани, но он не умеет кроить, и ткани остаются без употребления. Другой кое-как набил руку и сделался закройщиком; но у него нет под рукой ткани, и он забирает в лоскутном ряду всякую. Ветошь сшивает на живую нитку и изготовляет пестрые платья, которые ни на что не похожи и никому не в пору.
Дельвиг говаривал с благородной гордостью: «Могу написать глупости, но прозаического стиха никогда не напишу».
«Нет круглых дураков, – говорил генерал Курута, – посмотрите, например, на В. Как умно играет он в вист!»
А.Л.Нарышкин не любил государственного канцлера графа Румянцева и часто трунил над ним. Сей последний носил до конца своего косу в прическе. «Вот уж подлинно скажешь, – говорил Нарышкин, – нашла коса на камень».
Я.А.Дружинин, долговременно известный по министерству финансов, был в ранней молодости и почти в отрочестве чем-то вроде кабинетного секретаря при