Эдгар По и четыре условия счастья:
1) Жизнь на свежем воздухе
2) Сознание, что тебя любят
3) Отказ от всякого честолюбия
4) Созидание
Бодлер: «В Декларации прав человека забыты два права: право противоречить себе и право уходить из жизни».
То же: «Бывают такие сильные соблазны, которые поневоле превращаются в добродетели».
Госпожа дю Барри на эшафоте: «Подождите минутку, господин палач».
14 июля 1939 г. Прошел год.
На пляже человек, раскинувший руки, – распятый на солнце.
У Пьера сквернословие – форма отчаяния.
«Эти ужасные годы сомнений, когда он ждал женитьбы или еще чего-нибудь – когда он уже обдумывал философию отрешенности, которая оправдала бы его поражение и малодушие».
«Со своей женой. Вставал вопрос о том, может ли такой человек, как он, хранить достоинство, живя с этой изолгавшейся женщиной».
Август
1) Эдип побеждает сфинкса и рассеивает тайны благодаря своему знанию человека. Греческое мироздание ясно.
2) Но судьба, слепая судьба с безжалостной логикой зверски растаптывает этого же самого человека. Незамутненная ясность трагического и тленного.
См. Эпикур (эссе).
Грот Аглавры на Акрополе. Статуя Минервы, раз в год сбрасывающая одежды. Возможно, другие статуи тоже были одеты. Греческая нагота – плод нашего воображения.
В Афинах был храм, посвященный старости. Туда водили детей.
Корес и Каллироя (пьеса).
Приносит себя в жертву вместо нее. Она закалывается, видя это доказательство любви.
Легенды о божествах, переодетых нищими, призывали к милосердию. Оно не свойственно человеку от природы.
В Меконе Прометей обманул Зевса. Две бычьи шкуры, одна наполнена мясом, другая – костями. Зевс выбрал вторую. Потому-то он и отнял у людей огонь. Из низкой мстительности.
Дочь горшечника Дибутада увидела на стене тень своего возлюбленного и обвела его профиль кинжалом. Благодаря этому рисунку ее отец изобрел стиль росписи, украшающей греческие вазы. В основе всех вещей лежит любовь.
В Коринфе рядом стоят два храма: храм силы и храм нужды.
Диметос питал преступную страсть к своей племяннице. Девушка повесилась. Однажды волны выбросили на песчаную отмель тело красивой молодой женщины. Увидев его, Диметос пал на колени, сгорая от любви. Но на его глазах это восхитительное тело начало разлагаться, и Диметос сошел с ума. Такова была месть его племянницы. Это и символ существования, которому следовало бы дать определение.
В Паллантионе, в Аркадии, есть жертвенник «Чистым богам».
«Я с радостью умру за нее, – сказал П. – Но пусть она не требует от меня, чтобы я продолжал жить».
Сентябрь 1939 г. Война.
Люди срочно ложатся на операцию к известному алжирскому врачу, опасаясь, что его могут отправить на фронт.
Гастон: «Главное – выкрутиться, пока меня не мобилизовали».
На перроне вокзала мать – молодому (тридцатилетнему) запаснику: «Будь осторожен».
В трамвае: – А Польша-то не поддается.
– Пакту крышка.
– Гитлеру палец в рот не клади.
На рынке: – Вы знаете, в субботу будет ответ.
– Какой ответ?
– Ответ Гитлера.
– И что?
– И мы узнаем, будет война или нет.
– Какое безобразие!
На вокзале запасники дают оплеухи служащим: «Тыловые крысы!»
Война разразилась. В чем война? Где, кроме сводок новостей, которым приходится верить, да плакатов, которые приходится читать, искать проявлений этого абсурдного события? В этом синем небе над синим морем, в этом звоне стрекоз, в кипарисах на холмах ее нет. Нет ее и в пляшущих солнечных бликах на улицах Алжира.
Люди стремятся поверить в нее. Ищут ее лицо, но она прячется от нас. Вокруг царит жизнь с ее великолепными лицами.
Прожить всю жизнь в ненависти к этой твари, а теперь, когда она перед нами, не узнавать ее. Так мало произошло изменений. Позже, конечно, придут грязь, кровь и страшное омерзение. Но пока люди видят лишь одно: начало войны похоже на начало мира – ни окружающий мир, ни сердце ничего не замечают.
…Вспоминать о первых днях войны, приносящей, наверное, столько же бедствий, сколько счастья приносят мирные дни, – странный и поучительный удел… Я пытаюсь оправдать свой бунт, который пока не имеет никакого фактического обоснования.