Только тут Марко и Паоло поняли, что они действительно уезжают. Не задавая никаких вопросов, они встали, умылись и через несколько минут были готовы.
Мастро Паоло, не трогая свою постель, стал разбирать кровати внуков. Он поднялся вместе с Ассунтой и Амитрано, и, пока зять ездил в мастерскую, они с дочерью, стараясь не шуметь, сложили оставшиеся вещи и перетащили их к выходу. Мальчики стали выносить вещи на улицу. Все работали молча, стараясь не смотреть друг на друга. Раздавался лишь голос Амитрано, то едва слышный, снизу, где он распоряжался погрузкой вещей, то более громкий, когда он поднимался наверх, чтобы вместе с шофером вынести тяжелую мебель.
Мастро Паоло тоже помогал. Он, правда, не спускался по лестнице, а выносил вещи в прихожую, к дверям, или на лестничную площадку. Когда внуки поднимались наверх, он передавал им узлы в руки или клал на спину, всякий раз повторяя, чтобы они спускались осторожнее. Иногда у него появлялось желание выйти на улицу взглянуть на остатки разоренного гнезда дочери, на все эти вещи, грудой наваленные на грузовик, которые вот-вот увезут в другой конец Апулии, но он сдерживался и снова шел в квартиру.
День был пасмурный. Узкий, зажатый между двумя рядами трехэтажных домов, переулок, под сводом нависших над ним грязно-черных туч, походил на железнодорожный тоннель.
Чаще других поглядывал на небо Амитрано.
— Надеюсь, мы управимся до дождя, — то и дело говорил он шоферу. Беря вещи у сыновей, он понукал их, хотя в этом не было никакой надобности — Поторапливайтесь! Не спите! А то попадем под дождь. — И мальчики снова мчались наверх, перескакивая через две ступеньки.
Амитрано работал в одной рубашке с засученными рукавами. Но он не ощущал ни холода, ни утренней сырости. Когда бедро давало о себе знать, он мысленно просил его не досаждать ему. Он очень торопился. И не только из-за дождя: он боялся, как бы не увидели, что он уезжает. Ведь он стольким задолжал, в том числе и своему домовладельцу, живущему этажом выше. Поэтому лучше скрыться пока темно и поставить всех перед свершившимся фактом. Он знал, что тот, кто уезжает, кто, подобно ему, спасается бегством, не может рассчитывать на сострадание, все будут лишь осуждать его. Для них убегающий всегда только неудачник, не сумевший добиться успеха в жизни. Те, кто остается на месте и не знает горестей и тревог переезда, могут позволить себе ругать и осуждать его.
— При его характере, — говорят они, — не удивительно, что он со всеми рассорился!
— Только и сумел наплодить кучу детей.
— Нечего было учить старшего сына в гимназии. Начальной школы больше чем достаточно. Умеешь читать, расписаться — и хватит с тебя! Надо было сразу послать его работать. Лучше всего в деревню, мотыжить землю, помогать крестьянам. Там верный заработок. Уж что-что, а сыт бы он был.
Так рассуждали люди, неплохо устроившиеся в этой жизни, уверенные, что у них есть голова на плечах, что они знают, что к чему, люди, которые не могут понять, как это простой ремесленник и его жена бросают здесь в их городке все, даже самое необходимое, чтобы добиться для своих детей лучшего будущего, пусть хоть через двадцать — тридцать лет.
Амитрано удвоил усилия. Он таскал вещи, подносил их к грузовику, распоряжался, куда что положить. Марко и Паоло с удивлением смотрели на него. Никогда еще не казался он им таким сильным, таким решительным. Но сила Амитрано была порождена мужеством отчаяния, то была сила человека, который не видит иного пути к спасению и боится, что и этот последний путь вот-вот может быть отрезан для него навсегда.
Прежде, наблюдая, как отец работает в мастерской, мальчики представляли его совсем другим. Он работал не покладая рук, но степенно, спокойно. Само его ремесло требовало тщательности и точности. Недаром он нередко говорил, что обойное дело — искусство. Он доказывал это своим мастерством и любил вспоминать, какими опытными и искусными мастерами были его отец, дед и его дядюшки, которые первыми открыли в городке обойную мастерскую и получали заказы от господ даже из других мест. А сейчас их отец походил на простого чернорабочего. Они с удивлением смотрели, как он грубо, не глядя, хватает вещи, поднимает их и хриплым голосом отдает распоряжения шоферу:
— Положи это туда, наверх. Между двумя кроватями и боковой стенкой шкафа. — Или: — Стекло! Осторожнее! Положи между матрацами. Прикрой подушкой. — И не опускает рук, пока шофер не скажет, что все в порядке.
Время от времени Ассунта выходила на лестничную площадку и, перегнувшись через перила, смотрела, много ли еще осталось в подъезде вещей. Потом возвращалась в комнаты. Она молчала, но ее взгляд как бы подгонял мальчиков.