— Теперь можно их оторвать. С пол-литра они отсосали. — Он осторожно взял пальцами одного червяка. — Синьора, пододвиньте-ка таз. Кровь не сразу уймется. Но это хорошо. Жалко только, что испачкается белье. — И он кивнул на белую салфетку и рубашку.
— Ничего, ничего, — сказал Амитрано.
— Отстираются, — добавила Ассунта. Она взяла руку отца и погладила ее.
Сжав левой рукой пиявку, мастро Антонио пальцами правой ухватил ее за присоску, которой она впилась в шею, и рванул. После некоторого сопротивления червяк оторвался от шеи.
— Хорошо бы насыпать в таз немного опилок, — произнес мастро Антонио, прежде чем бросить туда пиявку.
Повернувшись к сыну, Ассунта приказала ему принести из кухни две горсти опилок. Марко не двинулся с места и толкнул локтем брата. По шее мастро Паоло ручейком стекала кровь, черная, густая, и цирюльник осторожно вытирал ее.
— Здорово сосут. После них остаются ранки. Но это даже хорошо, больше крови вытечет.
Амитрано и Ассунта все еще стояли подле дедушки. Держа его за руки, они вглядывались в его лицо. Когда кровь приостановилась, мастро Антонио оторвал вторую пиявку и тоже бросил ее в таз.
Марко смотрел на пиявок. Они неподвижно лежали там, куда их бросили. Они были не меньше пятнадцати сантиметров в длину и толще большого пальца отца. Вернулся Паоло, неся в пригоршне опилки. Он подошел к мастро Антонио и показал ему их.
— Молодец. А теперь брось опилки в таз, — сказал цирюльник, отвлекшись на момент от больного.
— Прямо на них?
— Да, на них.
Паоло расставил ладони, и тонкий слой опилок покрыл черных тварей.
— Теперь бы хорошо горячей воды, — сказал мастро Антонио.
Ассунта позвала дочь и велела принести воду.
— Сколько лет мастро Паоло? — спросил цирюльник немного погодя, словно продолжая случайно прерванную беседу, а сам тем временем зажимал ваткой вторую ранку.
— Сколько ему лет? — переспросила Ассунта, оборачиваясь к мужу. — Он шестьдесят пятого года, на четыре года старше короля. В девятисотом ему было тридцать пять. Сколько же ему теперь?
Амитрано подсчитал в уме.
— Через несколько месяцев будет шестьдесят четыре.
— Уже шестьдесят четыре? — удивилась Ассунта.
— Он совсем еще не старый, — сказал мастро Антонио.
— С ним никогда не случалось ничего подобного, — проговорила Ассунта.
— Но это серьезно, — продолжал мастро Антонио. — Нужно быть осторожным. Это первый звонок.
Кармелла внесла кастрюлю с горячей водой. Ей было тяжело, она шла, подавшись вперед. Мать поспешила навстречу девочке и взяла у нее кастрюлю.
— Вот и хорошо, часть воды для ног, — сказал мастро Антонио, — а часть для рук.
Воду, предназначенную для ног, Ассунта вылила в глиняный таз, и так как другого таза у нее не было, то для рук она приспособила кастрюлю.
— Кармелла, опусти ноги дедушки в воду.
Девочка стала на колени и принялась поливать водой икры деда. Ассунта держала кастрюлю, а Амитрано, зачерпывая пригоршнями воду, лил ее на руки тестя.
Мастро Паоло начал подавать признаки жизни. Он слегка пошевелился и приподнял голову.
— Приходит в себя, — прошептал Амитрано.
Марко и Паоло встали так, чтобы им видно было лицо дедушки. Мать окликнула его, ко совсем тихо; так она обычно будила его на ночное дежурство в таможню.
— Не тревожьте его, — сказал мастро Антонио. — Теперь уложим его в постель, ему лучше всего поспать.
Не заботясь о том, что смоченные спиртом тампоны, которые он приложил к затылку дедушки, могут упасть, мастро Антонио убрал руки и встал перед больным.
Пощупав дедушке пульс и потрогав его лоб, он сказал Амитрано:
— Кажется, он приходит в себя. Мы поспели вовремя, еще немного, и было бы поздно. Поднесем его к кровати на стуле и постараемся уложить.
— Надо бы ему чем-нибудь вытереть руки и ноги, — сказал Амитрано.
Ассунта побежала в свою комнату к вернулась с новым полотенцем, из тех, которые она держала «на всякий случай». Она вытерла отцу сперва руки, потом ноги.
— А теперь марш отсюда! — приказал мастро Антонио детям.
— Унесите воду, и чтобы вас не было ни слышно, ни видно — сказал отец.
Кармелла взяла глиняный таз и вышла первой. Марко передал брату кастрюлю, тот унес ее.
— Ты тоже уходи, — велел ему отец. Он подошел к стулу, на котором сидел дедушка, и они с мастро Антонио взялись снизу за сиденье.