— В Бари не все дома такие, — ответил муж. — Это новый район.
— Тут живут кто побогаче, — заметил шофер. — А люди, вроде нас с вами, живут на другом конце города.
— А, понятно. Тогда мы можем считать себя почти что счастливыми!
Шофер не уловил горького сарказма в ее тоне, но Амитрано все понял. Однако сделал вид, что ничего не заметил, и продолжал спокойно указывать шоферу дорогу. Ассунта то и дело бормотала какие-то обрывки фраз, видимо, плод ее долгих раздумий. Произносила она их на диалекте и так, словно муж, шофер и дети знали, о чем она думала, и были с ней согласны.
Амитрано нагнулся и тронул ее за плечо. Ассунта немного подалась назад, но не повернула головы. Она смотрела на море.
— Чего ты злишься? — вполголоса спросил Амитрано.
— Я?! — ответила жена, пожав плечами. — Ведь мы же в Бари?! Тут мы найдем свое счастье!
Амитрано откинулся на спинку сиденья. За эти четверть часа Ассунте хотелось излить все то, что накопилось в ней за месяцы терпения, нужды и унижений. Он не стал перечить ей, чтобы это не послужило дурным предзнаменованием. Лучше уж промолчать, тогда она сама поймет, что не следует таким образом начинать новую страницу их жизни.
С набережной машина свернула на виа Сеттембрини, тоже застроенную новыми домами, казавшимися сейчас темными из-за проливного дождя. Все они походили один на другой, за исключением одного здания, стоявшего чуть не на самой середине улицы. Перед ним была будка часового. В будке прятался от дождя карабинер, и время от времени из нее высовывался его кивер.
Амитрано взглянул на карабинера и тут же отвел глаза. Марко тоже испугался, но не отвернулся. Напротив, он пристально смотрел на карабинера, пока машина не промчалась мимо. Марко заметил испуг отца и огорчился. Для него карабинер был страж порядка, готовый в любую минуту встать на защиту граждан, всех граждан. Он не понимал еще, что нищета и долги вселили в его отца страх и недоверие к властям и что отец отвернулся потому, что на Юге силы, поддерживающие порядок, испокон веку внушают бедному люду не уважение, а ужас и трепет.
Спустя некоторое время машина остановилась как раз позади грузовика. Засунув руки в карманы, Паоло прижался к стене, чтобы укрыться от дождя.
Помещение для мастерской имело в длину метров восемь, а в ширину — четыре. Белые чистые стены, кафельный пол и очень высокий потолок делали эту комнату еще более холодной. В глубине ее была дверь на балкон. Здесь сильно пахло затхлостью.
Амитрано помог жене выйти из машины, прошел за ней в комнату и встал рядом, ожидая, что она скажет.
Держа в руках корзину с младенцем, Ассунта молча остановилась на пороге.
— Ну? Как тебе нравится?
— Дом вроде тех, что мы видели.
Она тяжело вздохнула и вошла. Амитрано пожал плечами и вернулся помочь шоферу, который вместе с мальчиками развязывал веревки.
Ассунта села на стул в глубине комнаты. Глядя на снующих взад и вперед мужа и детей, она принялась кормить младенца.
— Это не молоко, — пробормотала она, обращаясь к ребенку и надавливая пальцем на грудь. — Это одна желчь, дочь моя. — И опять замолчала.
Даже ее молчание было враждебным, а голос Амитрано становился все мягче и ласковее, когда он обращался к детям. Он то и дело посматривал на жену. Но Ассунта избегала встречаться с ним взглядом, и Амитрано совсем пал духом. Теперь он уже перетаскивал вещи молча, не спрашивал у детей, чем они заняты, и даже не заговаривал с шофером.
Ассунта была подавлена. Она смотрела, как вещи сваливают в кучу, и новые вопросы рождались в ее душе. Она уже не плакала, и это еще больше тревожило Амитрано. Он понимал, что та ответственность, которую он взваливал теперь на плечи жены, гораздо больше той, которая лежала на ней до этого, и ему казалось, что ее угрюмое молчание, пришедшее на смену слезам, означает новый протест, чуть ли не бунт. Однако это было совсем не так. Ассунта готовилась сейчас к тому, чтобы взять на себя новый груз мук и ответственности. Она продолжала кормить грудью ребенка, и, когда тот причинял ей боль, лицо ее болезненно морщилось.
По мере того как комната заполнялась вещами, она становилась все меньше и меньше, и в конце концов Кармелла спросила у матери, как же они смогут здесь поместиться.
— В тесноте, да не в обиде, — ответила Ассунта довольно громко и все еще сердито.
Амитрано услышал, что она сказала, но промолчал.
Когда внесли остовы кресел, он взял два из них — у одного было уже набито сиденье — и поставил по обе стороны порога.
— Пусть видят, что тут работает обойщик.