Они дошли до конца корсо. Справа за кинематографом, казалось выраставшим прямо из воды, открывалось море. Сколько событий произошло со дня смерти дедушки! И всего за несколько месяцев: июнь, июль, август… а сейчас уже ноябрь!
В день поминовения усопших Марко пошел на кладбище один. Мать и сестры побывали там утром. Нет, ни к чему ходить на кладбище, особенно со всеми вместе. Простая формальность, которая становится привычной. Образы умерших носят в душе, и тогда с ними можно и надо разговаривать, — разве нужен для этого холмик земли, под которым они покоятся? В этой мысли он укреплялся все больше с каждым днем, что проходил после смерти дедушки. Эта истина была тесно связана со всем тем, что открылось ему за последние четыре-пять месяцев. Прийти к такому заключению было нетрудно, стоило хотя бы последить за отцом, даже сейчас!
Море, расстилавшееся впереди, походило на равнину, залитую расплавленным свинцом. Горизонт словно приблизился, и нельзя было понята, где кончается свинцовое небо и начинается такое же свинцовое море. На тротуарах стояло множество людей, все они смотрели в сторону нового корсо, туда, где было здание префектуры.
Здесь в любую погоду собирались безработные, которые проводили долгие часы, прислонившись к парапету или усевшись на тротуар, и в ожидании часа обеда без конца повторяли друг другу то, что рассказывали накануне, неделю, месяц назад. Когда шел дождь, многие даже не выходили из дому. По крайней мере они сберегали обувь и не мокли понапрасну. Но тот, кому не сиделось дома, отправлялся на набережную и прятался от дождя в надежном укрытии, хотя сырость пронизывала до костей. К безработным подсаживались рыбаки. В такие дни мало кто выходил на промысел в море, рыбаки сидели на берегу и следили за морем и небом в надежда что ветер переменится и разгонит нависшую над городом свинцовую шапку. Правда, они знали, что ветер меняется лишь в определенный час, и потому запасались терпением и выслушивали сетования всех этих людей, у которых уже многие месяцы не было никакой работы и даже надежды получить ее. Но в то утро что-то новое вторглось в их разговоры. Достаточно было взглянуть им в глаза, на выражение их лиц.
Отец и сын шли по противоположной стороне улицы, потом свернули на новое корсо.
— Нельзя ли обойти ее стороной? — спросил Амитрано у сына. Он указал на видневшуюся вдалеке площадь Префектуры, через которую надо было пройти, чтобы попасть в старую часть Бари.
Мальчик пожал плечами и не ответил. Он тоже старался рассмотреть, что там происходит. На площади было много народу, много дам, пожалуй, даже они преобладали здесь. Элегантные, богато одетые, они, казалось, направлялись на какой-то праздник или собирались принять участие в религиозной процессии, словом, в какой-то интересной церемонии, и боялись опоздать.
— Гляди, как они озабочены! — не выдержал отец. Но Марко все еще не понимал, в чем дело. Они обгоняли этих дам. Некоторые были так надушены, что аромат духов долго еще щекотал ноздри.
Наконец метрах в двухстах впереди они увидели темный железный треножник, возвышавшийся посредине площади Префектуры, вокруг которого волновалась толпа.
Марко хотел спросить отца, что это такое, но тот не дал ему времени.
— По какой же улице идти к этому несчастному Джузеппе? — совсем хмуро спросил он.
— Вон по той! — ответил Марко, указывая на улицу справа от Префектуры.
— И надо же было нам угодить сюда именно сейчас!
Чем ближе они подходили к площади, тем громче звучали голоса, но около самого треножника, поддерживающего жертвенную чашу, подвешенную на огромных кольцах, народу было не так уж много.
Время от времени кто-нибудь из толпы — мужчина или женщина — всходил по трем-четырем деревянным ступеням, покрытым дорожкой, и опускал что-то в чашу жертвенника.
— «Золото — родине!» — проворчал отец. — Глупцы, темные люди! Идем отсюда! — сказал он, переходя на другую сторону корсо, где дома были более старинные. — Они вернутся домой и наденут на палец другое кольцо! Полюбуйся на них!
Теперь и Марко стало ясно, что тут происходит. В «День обручального кольца» надо было явиться на площадь Префектуры и пожертвовать свое кольцо родине, то есть дуче, на войну с Абиссинией, в ответ на экономические санкции, предпринятые Лигой Наций, о которых кричали огромные светящиеся буквы на виа Спарано, слепя глаза прохожим, одурманивая их.