Фонарик.
Итан моргнул, свет исчез, и когда он открыл глаза снова, на него смотрел человек сквозь очки в золотой оправе менее чем в футе от его лица.
Маленькие черные глаза.
Бритая голова.
На возраст намекает лишь жиденькая серебряная бородка, но кожа гладкая и чистая.
Тот улыбнулся – мелкие, безупречно белые зубы.
– Теперь вы меня слышите, да?
Официальные интонации. Стандартная вежливость.
Итан кивнул.
– Вы знаете, где вы находитесь?
Итану пришлось на миг задуматься – он грезил Сиэтлом, Терезой и Беном.
– Давайте начнем с чего-нибудь другого. Вы знаете, как вас зовут? – спросил мужчина.
– Итан Бёрк.
– Очень хорошо. И опять же, вы знаете, где вы находитесь, Итан?
Он чувствовал, что ответ маячит где-то на периферии сознания, но все было спутано, несколько реальностей боролись между собой.
В одной он был в Сиэтле.
В другой – в больнице.
В третьей – в идиллическом горном селении под названием… на месте названия зияла дыра.
– Итан!
– Да?
– Если я скажу, что вы в больнице Заплутавших Сосен, подтолкнет это вас к чему-нибудь?
Это не только подтолкнуло к чему-нибудь – это вышибло на поверхность все разом, будто жесткий, внезапный удар полузащитника, воспоминания о его последних четырех днях выскочили и выстроились в рабочем порядке, в последовательность событий, на которую он мог уверенно опереться.
– Ладно, – проговорил Итан. – Ладно. Помню.
– Всё?
– По-моему, да.
– Что вы помните последним?
Ему потребовалось какое-то время, чтобы выудить воспоминание, стряхнуть паутину с синапсов, но он его откопал.
– У меня была жуткая головная боль. Я сидел на тротуаре Главной улицы и…
– Вы потеряли сознание.
– Именно.
– Вы еще чувствуете эту головную боль?
– Нет, она прошла.
– Меня зовут доктор Дженкинс.
Пожав Итану руку, тот уселся на стул у его постели.
– Какого рода вы доктор? – поинтересовался Итан.
– Психиатр. Итан, мне нужно, чтобы вы ответили для меня на пару вопросов, если вы не против. Вы говорили какие-то интересные вещи доктору Митеру и его медсестре, когда вас доставили сюда впервые. Вы знаете, о чем я говорю?
– Нет.
– Вы говорили о трупе в одном из домов города. И что вы не могли связаться со своей семьей.
– Я не припоминаю, чтобы говорил с медсестрой или доктором.
– Вы тогда были в бреду. У вас в анамнезе есть психические заболевания, Итан?
До сих пор он был распростерт в кровати.
Теперь же, поднатужившись, сел.
Сквозь закрытые жалюзи пробивались полоски света.
На улице день.
На каком-то утробном уровне он обрадовался этому факту.
– Какого рода этот вопрос? – осведомился Итан.
– Такого, за который мне платят. Вы объявились здесь вчера ночью без бумажника, без документов…
– Меня вытащили из автокатастрофы несколько дней назад, и то ли шериф, то ли бригада «Скорой помощи» не сделали свою сраную работу, и теперь я застрял здесь без телефона, денег и документов. Я не терял свой бумажник.
– Расслабьтесь, Итан, никто не утверждает, что вы сделали что-то дурное. Опять же, мне нужно, чтобы вы отвечали на мои вопросы. У вас в анамнезе есть психические заболевания?
– Нет.
– У вас в семье были психические заболевания?
– Нет.
– Были ли у вас в анамнезе посттравматические стрессовые расстройства?
– Нет.
– Но вы были в действующих войсках во время второй войны в Заливе.
– Откуда вам об этом известно?
Дженкинс указал подбородком.
Итан бросил взгляд себе на грудь и увидел свой армейский жетон на шариковой цепочке. Странно. Он всегда держал его в ящике прикроватного столика. Не мог даже припомнить, когда в последний раз его надевал. Вряд ли он мог прихватить его с собой в эту командировку и уж наверняка не помнил, чтобы брал его в дорогу или решил надеть.
Пробежал взглядом свое имя, звание, номер социального страхования, группу крови и религиозные предпочтения («РЕЛИГИОЗНЫЕ ПРЕДП.: НЕТ»), выгравированные на пластинке из нержавеющей стали.
Старший уорент-офицер
[11]
Итан Бёрк.
– Итан!
– Что?
– Вы служили во время второй войны в Заливе?
– Ага, водил UH-60.
– Что это?
– Вертолет «Блэк Хоук».
– Как я понимаю, сражения видели?
– Да.
– Массированные?
– Можно сказать и так.
– Вы были ранены?
– Не понимаю, какое это имеет отношение к…
– Просто отвечайте на мои вопросы, пожалуйста.
– Получил пулевое ранение во второй битве за Фаллуджу зимой две тысячи четвертого. Мы занимались эвакуацией раненых и только что приняли на борт группу морских пехотинцев.
– Кто-нибудь погиб?
Итан сделал глубокий вдох.
Выдохнул.
Если честно, вопрос удивил его, и теперь он поймал себя на том, что должен сжать нервы в кулак, чтобы устоять перед калейдоскопом образов, примириться с которыми ему помогли лишь бесчисленные сеансы терапии.
Ударная волна от выстрела из РПГ, взорвавшегося у него за спиной.
Оторванная хвостовая секция и винт, падающий с высоты ста пятидесяти футов на улицу внизу.
Внезапные перегрузки завертевшегося вертолета.
Сигналы тревоги надрываются, как безумные.
Невероятная неуступчивость ручки управления.
Удар почти не так страшен, как он боялся.
Сознание потерял всего на полминуты.
Привязной ремень заклинило, до своего «Ка-Бара»
[12]
не дотянуться.
– Итан! Кто-нибудь погиб?
Огонь повстанцев уже вспарывает обломки машины с другой стороны, кто-то палит из АК.
За треснувшим ветровым стеклом двое санитаров ковыляют прочь от вертолета.
Контужены.
– Итан…
Прямо на четырехлопастной винт, вращающийся еще достаточно быстро…
Вот.
И нету.
Кровь заливает ветровое стекло.
Снова автоматные очереди.
Идут повстанцы.
– Итан!
– Погибли все, кроме меня, – выговаривает Итан.
– Вы были единственным выжившим?
– Совершенно верно. Меня взяли в плен.
Дженкинс записал что-то в блокнот в кожаном переплете и сказал:
– Мне надо задать вам еще несколько вопросов, Итан. И чем честнее вы будете, тем выше мои шансы вам помочь; это единственное, чего я хочу. Вы слышали какие-нибудь голоса?
Итан постарался не испепелить врача взглядом.
– Шутите?
– Не могли бы вы просто ответить…
– Нет.
Дженкинс чиркнул в своем блокноте.
– У вас были какие-нибудь затруднения с речью? К примеру, не была ли ваша речь бессвязной или спутанной?
– Нет. И я не в бреду. И у меня нет галлюцинаций или…
– Ну, будь у вас галлюцинации, вы бы об этом на самом деле и не догадывались бы, не так ли? Вы бы верили, что вещи, которые вы видите или слышите, существуют на самом деле. Я имею в виду, что если бы я, ваше пребывание в этой больничной палате и весь наш разговор были бы вашей галлюцинацией, вы бы не ощутили никакой разницы, не так ли?
Сбросив ноги с кровати, Итан опустил их на пол.
– Что вы делаете? – спросил Дженкинс.
Итан направился к одежному шкафу.
Слаб, ноги подкашиваются.
– Вы не в состоянии покинуть больницу, Итан. Результаты вашей МРТ еще изучают. У вас закрытая травма черепа, и мы не знаем, насколько она серьезна. Нам нужно продолжить обследование…
– Я пройду обследование. Только не здесь. Не в этом городе.
Распахнув дверь шкафа, Итан снял костюм с плечиков.
– Вы вошли в офис шерифа без рубашки. Это верно?
Итан сунул руки в рукава своей белой рубашки, оказавшейся свежевыстиранной. Смрад человеческого тлена сменил аромат стирального порошка.