Он дошел до другой стороны резкого поворота, где дорога снова выпрямилась, устремляясь обратно к городу.
Рокот автомобильного двигателя стих окончательно.
Ни ветерка, кругом лишь высокий безмолвствующий лес.
Туман стлался вокруг, словно неся электрический заряд, но Итан понимал, что гул – лишь какой-то микроскопический шум в нем самом, в
его
голове, проявляющий себя лишь в полнейшем отсутствии звуков.
Не может этого быть.
Дорога не должна здесь поворачивать.
Она должна нестись сквозь эти сосны навылет еще полмили, а потом начать длинную вереницу петляний по склону горы на юг.
Он осторожно сошел с обочины в лес.
Ступать по хвое – все равно что разгуливать по подушкам.
Воздух сырой и холодный.
Эти деревья… он ни разу не видел таких высоких сосен, и при столь скудном подлеске ходить среди массивных стволов было легко – просторная чаща. Оглянуться не успеешь, как заблудишься.
Он вышел из тумана и теперь, подняв голову, разглядел сквозь кроны деревьев ледяные точки звезд.
Еще пятьдесят ярдов, и Итан остановился. Надо возвращаться. Наверняка есть и другие дороги из города, а он уже начал утрачивать ориентацию. Оглянулся через плечо, полагая, что видит примерный маршрут, которым пришел на это место, но наверняка не скажешь. Все выглядит одинаково.
В лесу перед ним: вопль.
Итан замер совершенно неподвижно.
Только грохот собственного сердца, и ничего более.
Вопль, подобный только человеческому крику страдания или ужаса. Как гиена или банши. Койоты в исступлении. Легендарный клич солдат-южан. Высокий и тонкий. Хрупкий. Жуткий. И на каком-то уровне гудение под поверхностью, словно от зарытых электрических проводов, и смутное осознание, что он слышит его уже не первый раз.
И снова вопль.
Ближе.
Тревога взвихрилась между глаз, впилась под ложечкой: «Покинь это место сейчас же. Не думай об этом. Просто. Убирайся».
А затем Итан бежал среди деревьев, запыхавшись уже через двадцать шагов, обратно в туман и холод.
Налетел на отлогий склон, ринулся вверх, карабкаясь на четвереньках, пока вновь не выскочил на дорогу. Несмотря на холод, он взмок, глаза саднило от соли. Припустил трусцой вдоль двойной разделительной, обратно по дуге поворота, пока не увидел два цилиндра света вдали, пробивающиеся сквозь туман.
Замедлился до шага и поверх натужных шумов собственного тела расслышал рокот холостых оборотов угнанного автомобиля.
Добрался до него, открыл водительскую дверцу. Забрался за руль, поставил ногу на тормоз и взялся за рычаг переключения скоростей, отчаянно спеша убраться отсюда.
Уголком левого глаза засек какое-то движение – тень в боковом зеркале. Глаза метнулись к зеркалу заднего вида над приборной доской, и в красном сиянии стоп-сигналов он увидел то, что прозевал, – патрульный автомобиль, припаркованный в тридцати футах позади его заднего бампера, застланный туманом почти до полной невидимости.
Оглянувшись через боковое водительское окно назад, увидел смотрящий на него с расстояния всего пары дюймов ствол дробовика. Луч фонаря брызнул внутрь, озарив интерьер автомобиля резким светом, вспыхнувшим бликами на хроме и стекле.
– Вы, наверно, выжили из своего треклятого умишка!
Шериф Поуп.
Стекло несколько заглушило разъяренный скрежет его голоса.
Итан все еще держал руку на рычаге переключения скоростей, гадая, что будет, если погнать машину вперед, выжав газ до пола, – выстрелит ли Поуп? С такого расстояния с двенадцатым калибром это равносильно обезглавливанию.
– Очень медленно, – проговорил Поуп, – положите обе руки на руль, а затем правой выключите зажигание.
– Вы же знаете, кто я, и должны понимать, что лучше мне не препятствовать, – огрызнулся Итан сквозь стекло. – Я покидаю этот город.
– Черта лысого.
– Я агент правительства Соединенных Штатов, наделенный полнотой…
– Нет, вы субъект без документов, без жетона, только что угнавший автомобиль и, возможно, убивший федерального агента.
– Что вы несете?!
– Повторять не стану, коллега.
Внутренний голос подстрекал Итана подчиниться, нашептывая, что доводить этого человека может быть опасно. Даже фатально.
– Ладно, – уступил Итан. – Только дайте мне секундочку. Зажигание включено напрямую. Мне нужно разомкнуть провода, чтобы отключить его.
Включив салонный свет, Итан сунул руки под рулевую колонку и разделил белые провода.
Свет погас.
Двигатель заглох.
Ничего, кроме болезненного сияния фонаря Поупа.
– Из машины!
Нашарив ручку, Итан вынужден был налечь на дверцу плечом, чтобы распахнуть ее. Выбрался наружу. Сквозь луч света струится туман. Сердитый силуэт Поупа по ту сторону фонаря и дробовика, глаза прячутся под полями его стетсоновской шляпы.
Почуяв ружейное масло, Итан прикинул, что Поуп из тех, кто любовно ухаживает за своим арсеналом.
– Помните, как я велел вам не покидать город? – прорычал шериф.
Итан хотел было ответить, когда луч света вдруг уткнулся в землю, и лишь за долю секунды до столкновения Итан понял, что приближающаяся к нему тень – приклад дробовика.
*
Левый глаз Итана заплыл после удара, казался горячим, громадным, и каждый удар пульса отдавался в нем болью. Правым глазом он увидел комнату для допросов. Клаустрофобичную и стерильную. Белые шлакобетонные стены. Бетонный пол. Голый деревянный стол, по ту сторону которого сидит Поуп, без стетсона и пиджака, рукава темно-зеленой рубашки закатаны, обнажив предплечья – толстые, покрытые веснушками и бугрящиеся мускулами.
Итан стер свежий ручеек крови на лице, сочащийся из ссадины над левой бровью, и уставился в пол.
– Не будете любезны дать мне полотенце?
– Нет. Будете сидеть там, истекая кровью и отвечая на мои вопросы.
– Позже, когда все будет позади и вы выйдете из тюрьмы, я приглашу вас к себе домой, полюбоваться на ваш жетон. Он будет висеть в рамке за стеклом над моим камином.
Это вызвало лучезарную улыбку.
– Вы так думаете, а?
– Вы совершили нападение на федерального агента. Это крест на карьере.
– Поведайте мне еще разок, Итан, как именно вам стало известно о трупе в доме шестьсот четыре? Только без этой параши насчет исчезающей барменши.
– О чем это вы?
– О правде.
– Я сказал вам правду.
– В самом деле? Хотите и дальше придерживаться этого курса? Потому что я побывал в этом пабе. – Поуп побарабанил пальцами по крышке стола. – У них в штате даже нет женщины-бармена, и никто не видал вас там четыре дня назад.
– Кто-то лжет.
– Так что я вот все гадаю… зачем вы
на самом деле
явились в Заплутавшие Сосны?
– Я вам сказал.
– Для, – Поуп изобразил пальцами кавычки, – «расследования»?
Итан сделал глубокий вдох, чувствуя гнев, дребезжащий в груди, как песок в выбеленном черепе. Голова снова раскалывалась, и он понимал, что отчасти обязан этим любезности Поупа, травмировавшего ему лицо. Но заодно чувствовал застарелую, знакомую пульсацию в основании черепа, терзавшую его с того самого момента, когда он очнулся у реки, даже не представляя, ни кто он такой, ни где находится. И кое-что еще – огорашивающее дежавю по поводу этого допроса.
– Что-то неладно с этим местом, – сказал Итан, чувствуя собирающуюся в груди черную тучу эмоций – наслоения четырехдневной боли, замешательства и изоляции. – Сегодня вечером я видел свою бывшую напарницу.
– Кого?
– Кейт Хьюсон. Я вам о ней говорил. Только она старше. По меньшей мере лет на двадцать старше, чем была. Как такое возможно? Поведайте мне.
– Оно и невозможно.