— …мы расчищаем место созидательной интуиции — варварски, кто-то скажет? Порою так. Беспощадно? Да, старое не хочет уходить само. Старое все думает, что оно — нестареющее… бред, маразматический склероз — ничего не болит, а каждый день новости… Старое качает права, каких у него нету.
— Экс-проприир-ровать!.. — крикнул лохматый, выбросил сжатый кулак, шевелюрой тряхнул, хвостиком волос сзади, цветным каким-то бантиком перевязанным.
— Да. Дадим старости бой, прежде всего в себе!.. Интуиция богаче и мощнее разума, а форма — враг свободы. Чувства развели… а чувство — это женщина, ведомая свиньей!..
— Сам ты свинья, — пробурчал под нос Мизгирь — беззлобно, впрочем, без особой досады. — Ну, для них-то сойдет. Знает, что говорит.
— И что малюет, тоже знает. Пикассятину.
— Вы не любите Пикассо? — с некоторым будто бы удивлением сказала Аля.
— А почему я должен его любить? Да и как-то не так вы, Аля, ставите вопрос… Навыворот. Любит ли он меня, зрителя, — вот суть в чем. А то, что не любит он меня, даже презирает, дрянь всучивает всякую, под крики клакеров наглых всучивает — это ж я шкурой чувствую. И вижу, и знаю вполне точно. То под Энгра, то… «Гернику» он выдал… в людские слезы, в кровь он плюнул! А это нехорошо — плевать.
— Но это же против… — Она пожала плечиком, глянула искоса на Мизгиря, словно поддержки ища. Какая-то была, чувствовалась зависимость ее от него — от ума, да, но и что-то еще, другое. — Вы против всей эстетики двадцатого века?
— Так уж и всей?
— Всей. — Она, похоже, опять заупрямилась. — Всех основ, заданных серебряным веком.
— Ну, значит, против.
Не хватало еще с женщиной спорить, в самом деле. Паузу, неловко зависшую, походя ликвиднул новознакомец Владимир Георгиевич Мизгирь:
— Это все ромашки — любит, не любит, плюнет — поцелует… А ларчик прост: эпоха молодится. — Налил чуть не с верхом себе, добавил им. — Под очередной занавес, конец века же.
— Да-да, потребность велика в новом, это ж чувствуется…
— Все новое да новое — а когда ж доброе?.. Поговорка, — пояснил Базанов, не обращая уже внимания на взгляды осуждающие; и пальцем ткнул в ближний угол, где на подставках, обтянутых холстом, нечто скульптурное клубилось, переплеталось и схлестывалось. — А где новое, молодость? Зады декаданса столетней давности. Типичная мастурбация, старческая…
— Кто ж возражает, — без сожаленья согласился Мизгирь — и, кажется, тем перебил что-то пытавшуюся сказать девушку. — Это самовыразжевыванье… нет, момент импотенции тут налицо. Творческой. Не у всех, но… Вы хотели что-то, Аля, я не?..
— Нет, ничего, — усмехнулась она; и в этот момент все захлопали в ладоши, закричали, даже заулюлюкали, как на дискотеке, и она в полный уже голос сказала, все усмехаясь: — Мужчин здесь мало, вы правы. Или тряпки, или…
— Или «или»? — спросил Иван: издавна, еще не понимая — отчего, не любил этих, с хвостиком волос сзади под резинку, а таких тут хватало. Для любителей заглядывать под рудимент хвоста. Хотя, может, это и не факт вовсе. Вернее, не всегда факт.
Она пожала снова плечами, пренебрежительно; но глянула пристально, это она умела. Женского, давно не девичьего было много в ней, уверенной, знающей цену себе; и связь эта, некая подчиненность ее Мизгирю только потому и заметна была, наверное, что не сходилась с ее подчеркнутой, прямо-таки кошачьей гордынкой. Да и в любом случае не уважать его было бы, пожалуй, затруднительно. А тот продолжал, свое:
— Бессилье творческое — оно в авангард выталкивает многих… забавно, да? — Чем-то занимала его эта мысль, губами смаковал ее, жмурился. И не нравилась Але, это тоже заметно было. — Доходяга — а в авангарде, марширует. А нахрап какой — пальчики оближешь!..
— Дисциплинированные, с таким-то командиром… А вы при нем — так, Аля?
— Нет, разочарую: при этом зале, — не приняла в обиду она. — Я ж искусствовед, штатный. Мы всех встречаем… вас вот тоже. — И чуть кокетливо, может, улыбнулась, блеснула зубками. — А через месяц здесь другая будет выставка — реалистов, между прочим. Обзорная, как и эта; так что заранее приглашаем. Если напишете — любое, хотя бы и разгромное, — благодарны будем.
— Спасибо, не знаю… Как-то отошел от всего этого. В экономике позорно увяз. В социологии с политикой вместе.
— Они того стоят? — сделала она то ли недоверчивую, то ль разочарованную гримаску.