Он теряется. Слова ненужного вопроса срываются сами собой.
— Кто такой Баки?
И Цель, которая смотрит на него так, как никто раньше не смотрел, вдруг трескается и осыпается на асфальт цветной стеклянной крошкой.
Цели больше нет.
На его месте стоит паренёк, щуплый, тонкий, больше чем на две головы ниже. Он в светлой помятой рубашке с короткими рукавами и несуразных высоких брюках с подтяжками. Его пшеничная чёлка из-за ветерка падает на лицо, и он поправляет её, снова зачёсывая набок. Солнце пробивается сквозь облачность, за спиной парня дым, и яркие лучи пробиваются сквозь него, просвечивая розовые уши, делая фигурку и волосы искристо-золотыми по краю. Тёплыми. Живыми и знакомыми до того, что мучительно нужно проверить, прикоснуться. Паренёк щурится из-за дыма и смотрит без страха, ровно. Правильно.
У него внутри всё перемешивается и замирает, а за рёбрами вдруг вырастает что-то тёплое, бесформенное, мягкое. Оно пробивается наружу и тянется к этому парню изо всех сил, тянется так настойчиво и упруго, что приходится сделать шаг вперёд, чтобы не упасть. И ещё один…
— Баки, — произносит парень. Его голос вызывает волну непонятной дрожи во всём теле, он замирает на месте и смотрит во все глаза. — Что они с тобой сделали? Бак…
В чистых, прозрачно-голубых глазах паренька стоят слёзы. Крупные, солёные — он может поклясться, что знает их вкус. Он знает. Знает этого парня… и делает ещё шаг.
Слева раздаётся оглушающий взрыв. Он вздрагивает и смотрит туда. На него несётся облако чёрно-серого дыма. Отмена операции. Угроза захвата. Отступление. Отступление.
Он автоматически присаживается и уже готовится плавным перекатом уйти под ближайшую машину, чтобы затеряться между раскуроченными металлическими остовами, но вдруг смотрит — туда, где мгновение назад стоял парень. Он не помнит, кто это, но уверен — знает его. Всё тело знает и тянется навстречу, все мысли…
Его нет.
На месте парня высится огромная фигура в чёрном балахоне. Вместо лица — непроглядная тень от капюшона. Фигура всматривается в него этой чернотой, подаётся навстречу, и внутри разливается страх и ледяная сосущая пустота. Страх до того липкий и отупляющий, что он замирает, не заканчивая движения. Нижняя челюсть начинает дрожать.
Вдруг за фигурой мелькает женщина с рыжими волосами, они уже встречались сегодня. В руках у неё ракетница, она не раздумывает, останавливается — и стреляет. Это спасительный сигнал к действию.
Он закрывает глаза и, не думая про чёрное пятно вместо лица, перекатывается под машину, встаёт, пробегает до следующей и снова катится по асфальту. Без маски в горле дерёт от дыма и гари. Сзади гулко бухает, подбрасывая в воздух развороченный металл.
Картинка меркнет по краям, словно от удара головой или резкого перепада давления, но это не так — боли нет. Она сворачивается, пузырится, как подожжённая в проекторе киноплёнка. Краски становятся всеми оттенками коричневого и чёрного, пока не тухнут совсем.
Он задыхается от едкого дыма и падает в пустоту.
========== Часть 3. Диалоги с Золой ==========
Голос Золы, механический, но с притянутым подобием человеческих интонаций, звучал и звучал из трансляторов, отдавался от низкого потолка. Стив не понимал ни единого слова. Он стоял перед капсулой, схватившись за стекло ладонями, словно та могла изойти дымом, растаять. Стив смотрел в лицо напротив — осунувшееся, заросшее щетиной. Родное и одновременно незнакомое до того, что кожа на руках пошла мурашками от предплечий до кистей. Баки выглядел измождённым и уставшим, словно он не спал, опутанный трубками и проводами-датчиками, а делал одну ему известную тяжёлую работу. Обнажённая грудь с редкими волосками вздымалась до того редко, что можно было подумать — он совсем не дышит. Внизу живота сквозь кожу просвечивали синие вены. Стив никогда не обращал внимания, насколько тонкая у Баки кожа. На следы шрамов было больно смотреть, но Стив не чувствовал отторжения. Наоборот, он пытался угадать по ним, как много всего Баки прошёл, и остался в живых. Ими стоило гордиться. Шрамы — это тоже память. Память о желании жить. Стив одёрнул себя и поднялся взглядом от дорожки волос под пупком обратно наверх, к лицу. Под тонкими веками с явно различимой сеткой капилляров двигались глазные яблоки. Словно Баки видел сны, и сны эти не были спокойными, держали в напряжении всё тело. Его состояние не было нормальным, оно очень походило на медикаментозный анабиоз. Процессы внутри тела замедлились, почти остановились. Но капсула не была криокамерой, Баки был за стеклом, так близко, живой и наверняка тёплый, и Стив вздохнул чуть свободнее. Что бы это ни было, они отключат эту жуткую машину и вытащат Баки оттуда. Хватит с него опытов. Сколько можно его мучить?
— Выглядит внушительно, — раздался за плечом голос Тони. Он сложил руку в кулак и святотатственно постучал костяшками по прозрачной стенке. - Ого. Толстое. И тёплое. Подогревается изнутри?
— Именно. А еще пуленепробиваемое, — добавил голос Золы, и это были первые слова после натянуто-радушного приветствия, которые Стив вообще осознал. Он нахмурился и продолжил следовать негласно принятому решению — не говорить с Золой. Мысль о том, что именно его стараниями Баки застрял внутри непонятного приспособления, отдалась горечью во рту.
— Нам нужно вытащить его оттуда, — тихо сказал Стив. За другим его плечом возникла Наташа и, оценив ситуацию, тихо присвистнула.
— Выглядит он не очень, — честно сказала она.
Стив коротко вздохнул. Он и сам видел это. Посеревшая кожа, впалые, заросшие тёмной щетиной щёки и заострившиеся бледные скулы. Баки не выглядел здоровым. Он был измождён. Из шеи сзади выходили тонкие трубки с прозрачной желтоватой жидкостью, судя по всему, они стремились к катетерам в самом теле, возможно — соединялись напрямую со спинным мозгом. Гадать можно было сколько угодно, но то, чем Баки пичкали в этой капсуле, явно не походило на добрые аскорбинки для детей. Он выглядел плохо, нужно быстрее вытаскивать его оттуда.
— Тони, — глухо произнёс Стив голосом, в котором просьбы было больше, чем можно было ожидать от сдержанного Капитана Америка, и Старк словно проснулся. Отлип от стекла, присел сбоку, потрогал индикаторы, трубки и забормотал себе под нос.
— Сейчас посмотрим. Так…
Тони начал суетиться вокруг капсулы, Зола молчал, а Стив не мог отойти от стекла ни на шаг. Он смотрел на спящего, едва дышащего Баки и боялся отвернуться. Казалось, отведи он глаза — и снова проснётся в своей квартире, одинокий и разбитый, и окажется, что никогда не было ни их поискового тура по Европе, ни Гелассенхайта, ни… найденного живого Баки. Стив смотрел, едва поглаживая большими пальцами стекло.
«Два года. Где ты был всё это время, Бак?»
— Я поищу санузел, — тихо выдохнула Наташа и пошла осматривать бункер. Стив только кивнул ей в ответ.
Наконец, Тони обошёл конструкцию из двух будто спаянных по задней стенке в одну капсул кругом и остановился слева от Стива. Озадаченно потёр затылок.
— Что, Тони?
— Хм-м… Мне не хочется говорить что-то конкретное заранее, кэп. Я должен ознакомиться с медицинскими данными программы. С чертежами. Понятия не имею, что это за капсулы, что в них происходит и как они открываются. С внешней стороны никаких рычагов, панелей и замков. Если честно, я в ступоре. Она не открывается снаружи.
Стиву за какой-то смешной миг подурнело так, что он сжал челюсти до хруста, схватил отложенный на ближайший стол щит, размахнулся и со всей яростью и болью, поднявшейся изнутри, вбил его в стекло капсулы.
И чуть не сломал руку. Его спасла только упругость вибраниума.
— Стив, — устало вздохнул Тони рядом. — Побереги силы.
— Не советую лишать стекло целостности, капитан, — вдруг прозвучал привычно картавый голос Золы. Даже оставшись искусственным сознанием в недрах объёмных, работающих сутки напролёт серверов, Зола говорил с баварским акцентом, и Стив вдруг со злостью подумал, какой шутник прописал ему этот чёртов акцент и картавость? Зачем? Или сам Зола постарался? Лишившись тела, так жадно и глупо цеплялся за всё человеческое, ему больше нехарактерное? — Если вы, конечно, не хотите заполучить тело герра Барнса, я имею в виду труп. Впрочем, уверен, у вас и не получится. Стекло прошло испытания прямыми попаданиями крупных калибров.