В его словах было столько страсти и какой-то обреченной нежности, что сердце Леа сжалось. Может быть, ее фантазии были не так уж и необоснованны? Может быть, его взгляды, его слова, его прикосновения все-таки имели ту подоплеку, о которой она так часто думала? Сейчас, слушая его слова и глядя в эти чистые, просветленные глаза, она уже не знала, не понимала, о чем должна или не должна думать… Ясно было только одно — она окончательно запуталась в себе. И размотать этот клубок противоречий и сомнений мог только один человек — Питер. Но именно к нему она боялась обратиться за помощью…
Питер, не поморщившись, выпил коньяк — весь сразу, так же, как Пэтти пьет текилу. Леа пила маленькими глотками и не выпускала бокал из рук — чтобы они были заняты хотя бы чем-то… Коньяк приятным теплом разливался внутри, и через несколько минут Леа почувствовала себя гораздо комфортнее.
— Значит, в уик-энд ты едешь смотреть дом? — прервал Питер затянувшееся молчание.
— Да, — кивнула Леа. — Я присмотрела несколько вариантов, но этот понравился мне больше всего, во всяком случае, по описанию… Маленький двухэтажный домик с заброшенным садом… Именно то, что мне нужно.
— Ты и раньше знала, что тебе нужно?
— Предполагала, но не была уверена…
— А как насчет того, кого ты хотела бы видеть рядом с собой?
— В каком смысле?
— Скажем так, каков твой идеал мужчины?
— Не знаю… — смутилась Леа. — Мне сложно ответить на этот вопрос… Да я и не думала об этом…
— После того, как разошлась с Ричи? Неужели ты перестала замечать мужчин?
Леа густо покраснела. С какой стати Питер задает ей такие вопросы? Неужели ее взгляды на него были слишком пылкими, и он все-таки догадался… В таком случае… он хочет тактично объяснить ей, дать ей, безрассудной и наивной, понять, что ответа на эти взгляды не будет… Как стыдно… И не только стыдно, но и горько… Горько оттого, что ни один мужчина не нравился ей так, как Питер Кэнди. Оттого, что потерять его, едва успев найти, будет так тяжело и больно, как не было с Ричи после семи лет брака…
За несколько месяцев, которые они провели вместе, Питер сумел дать ей столько, сколько Ричи не смог дать за семь лет… Именно с Питером она впервые узнала о том, что такое взаимопонимание. Именно он научил ее верить в себя, ценить себя. Именно ему она была обязана тем душевным подъемом, тем внутренним переворотом, который позволил ей выйти на новую, светлую дорогу, и тем искрящимся счастьем, от которого ее сердце билось в тысячу раз сильнее, чем обычно… А глаза наливались светом и блеском…
Сердце Леа сжалось от тревожных предчувствий. Она с трудом заставила себя поднять глаза и посмотреть на Питера, все еще ждущего ответа.
— Нет… не перестала… — Она будет честна с ним, несмотря на то что эта честность может дорого ей стоить… — Не перестала. Ты мне нравишься, Питер… Нет, не то… — Каких усилий ей стоило выдержать этот синий напряженный взгляд! — Я влюблена в тебя…
Она сказала то, чего могла бы не говорить никогда. То, что обычно говорят мужчины женщинам, а не наоборот. Так уж вышло, что она постоянно делает ошибки. Ошибкой больше, ошибкой меньше — это уже не так важно. Утонуть в море ошибок, пожалуй, лучше, чем болтаться на волнах неопределенности… Но Питер, кажется, не считал ее слова ошибкой. Нежный бархатно-синий взгляд скользнул по ее лицу: коснулся ресниц, глаз, губ — и словно зажегся, загорелся ее чувствами, вспыхнул и опалил Леа ответным огнем… Огнем любви и желания, о которых до этого момента она могла только мечтать.
— А я не влюблен в тебя… — тихо прошептал он. — Я тебя люблю…
Струны радуги вздрогнули и запели… Маленький человечек, который наверняка находился где-то рядом, заиграл свою тихую, нежную музыку, озаренную солнечным светом. Леа таяла в объятиях Питера и не могла думать больше ни о чем, кроме музыки его дыхания, прикосновений и тепла, исходящего от него. Он целовал крошечную родинку над ее бровью, зеленые, озаренные любовью глаза, губы, нежные, влажные и чуть горьковатые, как лепестки распустившейся лилии. Его лицо щекотали ее длинные волосы, отливающие то медью, то темным золотом. Они оба задыхались от страсти и нежности, которая связала их тонкой, но крепкой нитью. Надолго. Навсегда. Навечно.
Первое, что увидела Леа, когда проснулась, — лучи утреннего солнца, пробивающиеся сквозь голубой тюль, и радостную детскую улыбку, осветившую лицо Питера.