Для нас Афганистан – боль.Для них – шахматная доска.
Черные тени машин медленно переходят со скалы на скалу.Расплывающиеся в зимней дымке фиолетовые горы.Холодные краски последнего утра.
На ходу из машины в машину передают спички.Не останавливаясь.
Проходим Адраскан.Вывеска на русском языке:«Управление Царандоя».Удержатся ли?
Революцию не делаютс четырехчасовым перерывом на обед.И пятикратным намазом.
Тишина. Ни души.В пустом небе беззвучный вертолет.Когда я вернусь и доверюсь проверенным картамВполне безопасных воздушных наезженных трасс,В газете прочту, как там было у нас под Шиндандом,И вспомню, как было на самом-то деле у нас.
Перебивает команда в наушниках:– Пахарь. Я – Раскат. Увеличить скорость.Впереди обстреливают эрэсами.Докладывай через каждые десять минут…
Герат.Взрослых мало.Дети машут.Постарше – пытаются на ходу снять детали с проходящих машин.Кажется, вот этому в прошлый раз подарили собаку.Что запомнят они?
Холод. По ночам втихую спиливают сосны.Повсюду ишаки с дровами.Несколько дрожек-такси у поворота к лицею.На дугах – пурпурные цветы из поролона.Поразительно ярко.К черту блокнот!Запоминать, запоминать как можно больше.
Ожила сценка.Лицей.Портрет Авиценны.Европейская косметика на лицах обворожительных преподавательниц.Без паранджи!Подтянутый директор в накрахмаленной сорочке.Литературный фарси. Мягкая английская речь.Можно ханум задать вопрос?– Аллах с вами, ее сегодня же зарежут.
Последняя гератская застава.Еще наша.Обстреливали здесь.Последний раненый: капитан Лисовский.Погибший? – Наверное, Андрей Шишкин.29 января. Разбился.Что там, на востоке, не знаю.– Товарищ майор, разрешите обогнать?– Я тебе обгоню…Ни на метр с бетонки.Опытный.
Ослепительные снега Рабати-Мирза.Серебряное небо над перевалом.Отличие от Терскола состоит в том,что там нет сожженных машин.Постепенно погружаемся в туман.
– …и еще запишите:рядовой Теркин, такелажник…Две недели перетаскивал машины. А у самого – желтуха.– Как зовут Теркина-то?– Василий. Отчества не знаю.
Потихоньку, Ваня, потихоньку.Осталось до Родины недалеко.
Возвращение к бетону – постепенно и безэмоционально.Как сквозь сон.Может, устал.Повсюду машины:живые и мертвые.Мелкий полудождь-полуснег.
Когда я вернусь, непривычно погоны покроютМетельные искры московской хрустящей зимы,И гул эскалаторов вдруг наконец успокоит,А после приснятся забытые детские сны.
В умиротворенном небе длинный косяк журавлей.Как небесное отражение последней колонны.Домой.Турагунди.На той стороне уже свои: Кушка.Оборачиваюсь к пулеметчику.Молчит.
Еще один образ из прошлого.Сквозь покачивающуюся ленту крупнокалиберного пулеметазлое лицо военторговской продавщицы.Глаза под цвет экрана микрокалькулятора.
Встали.Девять верст до границы…В утреннем гвалте очередная колонна готовится к пересечению.Открытая дверь БМП:маленький телевизор,разбросанные банки с гречневой кашей,новое обмундирование,бутылки с машинным масломи много сахарных брикетиков, похожих на домино.
Задержали душмана.В кошелке: деньги – заработал,несколько пачек американских сигарет – хотел обменять,граната с растяжками на колышках – нашел.А почему колышки чистые?Сволочь!
Нескончаемо долгие девять дней.Место работы – нейтральная полоса.Машина с флагом ООН.Наши пограничники отдают честь.Сидит афганец в фуражке с зеленым околышем.
Мимо грохочут последние колонны. Считаем.Надписи на люках: Башкирия, Червоноград, Свердловск…Ищу глазами: наконец, Ленинград.Грязный танковый тягач.Впервые за Афган.Но больше: Имени… Имени… Имени…Пламя над звездочкой.
«Я вернулся, мама!» —Транспарант на КамАЗе-шаланде.Следы от осколков на кабине.А я еще здесь.
Когда я вернусь и проступит в лиловом туманеСедой триумфальною аркою Охтинский мост,Наверно, скажу постаревшей, взволнованной маме,Что я все такой же, вот только немножко подрос.
Ежедневно возвращаюсь на «девятую версту».Знакомый ряд дуканов.Мигает беззаботная звездочка между раскрытыми створками бывшего железнодорожного контейнера.Орешки-фисташки, гранаты-апельсины,туалетная бумага и открытки с пакистанскими красавицами.