Записывал, когда не прошла боль:…как в замедленной съемке… навстречу едет играющая всеми цветами и оттенками барбухайка-мерседес.Проверить!В считанные секунды бородатого водителя вынимают из машины, чуть ли не на весу обыскивают,и солдат, прутом проткнувший кузов вдоль и поперек,уже кричит: один рис!А могли быть и эрэсы.Кстати, наверняка не только с рисом он ехал.Впереди – пустые кишлаки. Рис везти некому.Разве что тем, кто за ним спускается с гор.
Из машины выскакивает бритый афганец. Его догоняют.– Переводчик, разберись.Говорит на пушту. Не понимает… Какие-то 4 тысячи отобрали…– …врет, товарищ майор… Отвези зеленым, смотри, чтоб снова не сбежал…
Смеющийся щербатым ртом седобородый афганецгладит смущающегося мальчишку в лиловой тюбетейке:«Молодец, сынок, сестру убил…»Старик смеется. Мальчишка смущается…Наверное, я что-то не так …перевел.
Объяснять мир или изменять его?С чего начать? С кем мы:кто сочинил эсперантоили начинил бомбы?Что же, пусть нас рассудят потом!
Скандал. Советская застава грабит афганские машины.Вчера остановили члена ЦК НДПА. Искали непонятно что.Разбор на месте.Побрившийся, но немытый начальник заставы. Шепелявит: вместо «ш» – «ф».Все нормально, только письма не передают… ничего не было…Только патрон в компот попал.Какой патрон?Щенок. Ошпарился.Спускались мазь Вишневского спросить.И все?Молчит……Метровая полка – библиотека заставы.Половина книг разодрана.Зачитанная, но в обложке: «Литературные памятники. Поэт Джон Китс».Нет. Ничего не брали. Только мазь Вишневского… А Патрон сдох.
У водителя на стекле наклейка:стюардесса в белых перчатках приглашает в полет…
Помнишь, на десятом году нашей жизнимы решили еще раз познакомиться в каком-то юрмальском кабачке?..
Заблудиться, потеряться в тебе,задохнуться.Дорога только на ощупь.Пусть не жмут тебя никакие сомнения.Не смотри на обратную сторону. Ее нет.Этот лист склеен кольцом. Перекручен, как одеяло. В плоскость Мебиуса.Боюсь дотронуться до тебя. Руки дрожат.
Нет, это из какой-то странной пьесы.Из до или послевоенных лет…Не может легкий шарфик стюардессыНапомнить окровавленный брезент…
Мы с тобой обязательно послушаем церковный орган.Следующий Новый год мы встретим вместе.А пока складываю ладони. Молитва.Приблизить тебя к лицу.Всю. Всю. Всю.Вместе с музыкой и теплом твоего дома.
Последняя ночь на афганской земле. Разговор с водителем.– Что ты думаешь об Афгане?– Как вам сказать, в моей жизни ничего ТАКОГО, наверное, не будет.
Товарищ майор, а после вас кто-нибудь будет?Молящие лица женщин в черном у дверей кушкинской таможни.Изумленный взгляд ооновского наблюдателя: зачем их сюда пустили?Сказали бы, что их сын погиб, спасая товарищей… Так все-таки легче…Мы вышли. У нас масса проблем. Мы живы.
Снится Афганистан. Аэродромными огнями мерцает буква «Ш» – Шинданд.На каждом изгибе дороги замотанный в одеяло сорбоз вскидывает автомат.– Аз феркее шоурави. – Я из советской дивизии…
– Степа, ты после надевал свою афганскую форму?– Да, когда относили заявление в загс.
Кружится голова.Может, для того чтобы стать нормальным,Нужно взять себя в рукиИ кружиться, кружиться в обратном направлении?
Ты все-таки согрей меняСвоим прикосновением,Таким, каким ты согреваешь клавиши…
Шинданд – Турагунди – Кушка,
февраль 1989 г.