Другое дело, что взгляд на «отчаянность ситуации» в значительной мере обусловлен культурно-этнической средой. Например, в странах относительно благополучного Запада, где смысл жизни во многом имеет материальное выражение, само попадание в такую ситуацию по меньшей мере не делает чести умеющему считать. Да и нельзя переступать через Божий промысел: родился – терпи. Таким образом, срабатывает предохранительный клапан.
Иное – Восток. Относительная скудость материальной жизни большинства гиперболизирует духовную составляющую бытия. Прежде всего в ее ритуальной, наиболее понятной оболочке. Восточный смертник как будто бы напоминает своим единомышленникам: терять мне нечего, и ценой своей жизни я доказываю ее смысл. И только потом погибающий в бою становится шахидом, как на мусульманском Востоке, или – ранее – камикадзе, как в Японии. Той, что в прошлом тоже не отличалась сытостью своих граждан. До недавнего времени Япония единственная обладала опытом организованной подготовки смертников.
Но вот цифры. В среднестатистическом 2001 году (будем считать его годом отсчета) СМИ упоминали об 11 камикадзе – всех с Ближнего Востока, с допуском включая сюда «штурманов» 11 сентября. Но за 2002 год безо всяких допусков одна Палестина дала 26. За первые семь месяцев 2003 года террористическое самопожертвование совершили 17 палестинцев и пять чеченок. Налицо тенденция роста, следовательно – «технологизация» подготовки смертников. Не говоря о палестинцах, кандидаты в общеисламские, национальные или прочие шахиды готовятся в Шри-Ланке с ее тамильской проблемой, а также среди «униженных и оскорбленных» пакистанцев и мусульман Индии. Возможно, к ним следует добавить таких же иракцев и алжирцев. Но мы узнаем не о фактах самоубийств, а о достигнутых таким образом политических результатах. Какой процент кандидатов доходит до финиша, определить трудно. Явно мифологизированный японский опыт 1943 – 1944 годов показывает, что при конкурсе камикадзе в 25 кандидатов на место лишь 5 процентов вылетевших на самолетах-снарядах и смертников-торпедистов достигали цели, о которой с их смертью становилось известно…
Еще одна грань вопроса: в камикадзе набирали не самых умелых летчиков-штурманов и в основном из семей дворян-самураев. Тех, кому при военном поражении все равно бы пришлось держать ответ. И тем не менее еще задолго до окончания войны на Тихом океане японское командование отказалось от использования камикадзе. Затратно и неэффективно. Стоимость одноразового самолета составляла приблизительно 85 процентов обычного. Можно, казалось бы, ставить точку…
По исламским канонам шахид – это погибший за веру в открытом бою с неверными. Шахидам, непременно пролившим кровь (желательно в песок), гарантируется райское блаженство как венец многотрудной земной планиды. Гарантируется притом автоматически, то есть без очереди и «мандатных комиссий», привередливо оценивающих богоугодные деяния правоверного, и наоборот. Существует, правда, понятие «истишхад». Это тот, кто готовится стать шахидом и на этом пути совершает нечто, субъективно посвящаемое Аллаху. Но не больше. Важнее, впрочем, другое: мусульманке самоубийство непростительно еще в большей степени, чем христианке: у мужчины на содержании всегда много детей, притом маленьких: куда же им без матери? Но и мусульманин, оставивший многочисленных чад на попечение своей вдовы, поступает не лучше. И главное, ислам кровную месть не освящает. Есть, правда, другое: родственник настоящего шахида, не становясь таковым, как бы продолжает судьбу погибшего и ставит в ней точку. Такова, в упрощенном изложении, мотивация палестинцев. Но это, как и в случаях с «истишхадом», – жертвенность без райских гарантий: Аллах просто не замечает того, что представший пред его ликом – самоубийца. И судит его по всему свершенному до рокового нажатия кнопки.
Другое дело – адат – народное право чеченцев, живущих с оглядкой на местные обычаи и понятия. Он-то не только приемлет, но и институализирует кровную месть. Особенно для тех, кто иначе не в состоянии поддержать репутацию семьи-рода. Иными словами, эксплуатируется отчаяние маленького человека, своей культурной средой вынуждаемого к поступку. Ничто так не эксплуатируется политиками, клерикалами, всеми неравнодушными к власти, как это отчаяние нереализованности: действительной или подсказанной. Общая формула идейного самопожертвования выглядит одинаково – вне зависимости от истории с географией. Суть этой формулы незамысловата: подбирается кровник, лишенный возможности отомстить конкретному обидчику. Далее – техническое натаскивание и, наконец, Аллах Акбар. Есть и второй путь: будущий камикадзе готовится, точнее зомбируется, с «детских припухлых желез». Далее – варианты. С материальным стимулированием семьи мстителя или исключительно с опорой на его идейность… Чаще практикуется комплексный подход.